Заболел человек. После химиотерапии ему прописали самое современное американское лекарство ниволумаб (торговое название опдиво).
Это — иммунотерапия. Это лекарство так настраивает иммунный аппарат человека, что он начинает распознавать раковые клетки и бороться с ними.
Я знаю фамилию больного, и рецепт лежит передо мной. Голубенький, по всем правилам оформленный рецепт с печатью лечебного учреждения, личной печатью врача и галочками в нужных местах. И вот очень важная галочка:
финансирование 100% из федерального бюджета.
Это очень важно, потому что лекарство дорогое. А инъекции его нужны каждые две недели. Если прервать курс, то наступает ухудшение. Это то самое лекарство, от которого зависит жизнь человека.
После первой инъекции у больного наступило улучшение. Рецепт позволяет получать ниволумаб в аптеке, к которой прикреплен больной. И вот проходит две недели, пора получать новую дозу, а из аптеки не звонят. Ну ничего, можно позвонить и самим. Чтобы получить ответ: «Лекарства нет. Лекарство неизвестно когда будет».
Проходит еще неделя. Лекарства нет. Больному становится хуже.
Ниволумаб есть в аптеках города, его можно купить. Одна инъекция стоит 78 тысяч рублей. Инъекции каждые две недели. Курс два года. И понятно, что человек купит его сам, сколько бы оно ни стоило. Даже если придется занимать деньги у друзей, или продавать квартиру, или брать кредит у господина Грефа, который так любит проценты.
Но так не получится, потому что если вы придете к врачу с купленным за собственные деньги препаратом и попросите сделать инъекцию, то врач откажется. Он не имеет права.
Он может делать инъекции только в том случае, если американский препарат куплен на средства российского федерального бюджета.
Америка свои обязательства перед больным, страдающим, страждущим человечеством выполнила, создав чудо-лекарство. А что сделал российский федеральный бюджет? Что вообще происходит?
Где-то в глубине бюрократической паутины сидит клерк, и он забыл заказать лекарство, спасающее людей?
Ровными, вежливыми голосами отвечают клерки на разнообразных телефонах. Но никакие слова, никакая вежливость не заменят ниволумаба. Где ниволумаб? Куда вы его дели? Почему не организовали работу так, чтобы больные получали его в ту секунду, когда он им нужен?
Центр лекарственного обеспечения департамента здравоохранения Москвы отвечает, что лекарства нет на складе и неизвестно, когда оно будет.
На горячей линии помощи онкобольным дают два телефона в Росздравнадзоре, по которым никто не отвечает.
Врут в глаза тяжелобольному человеку и его близким, выдавая рецепт, где черным по белому написано, что спасительное лекарство будет оплачено федеральным бюджетом. Это значит: лекарство будет.
Человек надеется. Жизнь человека зависит от лекарства. Но лекарства нет.
Кто отвечает за поставки лекарств для онкобольных в московском департаменте здравоохранения?
Кто должен сделать так, чтобы оно было в аптеке по рецепту в тот момент, когда нужно больному?
Кто должен сделать это не когда-нибудь после симпозиума, совещания, отпуска и обеда, а немедленно, сегодня, сейчас?
Все эти вежливые ответы по телефону на самом деле означают: вы умираете? Ничего не знаем, это ваше личное дело.
P.S.
