30 июня в эфир вышла четвертая серия второго сезона американского сериала «Большая маленькая ложь». Вообще то, что второй сезон запустили в принципе, — ​неожиданность. Сначала предполагалась изящная самодостаточная семисерийная история — ​экранизация романа австралийской писательницы Лианы Мориарти, сюжетно с этим романом совпадающая, так что продолжения взять вроде бы неоткуда.

Но первый сезон был так успешен, что проект решили продолжить. Сценарист и продюсер Дэвид Келли, которому принадлежит идея этого проекта вместе с Лианой Мориарти, написали новый сценарий, к сборищу суперзвездных актеров (Николь Кидман, Риз Уизерспун, Александр Скарсгаад) присоединилась Мэрил Стрип, а на место режиссера (вместо снявшего первый сезон Жана Марка Вале) взяли англичанку Андреа Арнольд, давно и систематично разрабатывающую в кино «женскую тему».

Если вы не смотрели первый сезон этого сериала — ​посмотрите. Это захватывающее и непростое кино. Традиционная (и традиционно актуальная) история о невидимом аде, прячущемся за идеальными буржуазными фасадами здесь, сконцентрирована вокруг семейного насилия — ​не только физического, но его в первую очередь. Здесь показано, как жертва и насильник впадают в созависимость, и передан странный и невыносимый уют, который эта созависимость создает.

Первый сезон «Большой маленькой лжи» разворачивался как детектив с двумя загадками. Мы с первых же кадров узнавали, что кого-то убили, но кого именно и кто убийца прояснялось только в конце. Однако, несмотря на эту остросюжетную канву, которая обычно предполагает упрощение, создателям сериала удалось показать сложное: и то, что насильник может вызывать симпатию, и то, что в отвратительном штампе «сама виновата» бывает призвук истины, и то, что если еще более отвратительный штамп «бьет — ​значит любит» слегка изменить и превратить в «бьет — ​не значит не любит» он станет не менее отвратительным, но не лживым.

Второй сезон «Большой маленькой лжи» предлагает зрителю хронологическое продолжение первого: тайны уже раскрыты, наступило время выяснения, вернее, прояснения отношений и переживания прошедшего. То есть все вроде бы предрасполагает к сложности, неоднозначности, делению на черное и белое. Но вышло ровно наоборот. Второй сезон этого сериала — ​прямолинейное, хоть и разыгранное по ролям, современное руководство по осознанию и «проговариванию» травмы с простыми психотерапевтическими инсайтами. Примерный итог такой. Агрессор — ​всегда мужчина, жертва — ​всегда женщина (статистически это почти точно, художественно — ​не совсем), женщина-жертва всегда права, абсолютное большинство девиаций женского поведения имеют причиной травму, нанесенную мужчиной, важнее женской дружбы и взаимопомощи — ​нет вообще ничего.

И вот я смотрю это кино и испытываю два практически противоположных чувства одновременно. И думаю две противоположных мысли.

Первая. Как человек, смотрящий много американского кино и особенно сериалов (по моему убеждению, именно сериалы сегодня — ​отражение духа современности), читающий американские газеты и новые книги, я уверена, что второй сезон «Большой маленькой лжи» это полностью некритичное и даже рабское отражение теперешней американской конъюнктуры. Что смысл этого кино сводится к статье в прогрессивном женском журнале, а ведь от искусства хочется ждать чего-то не настолько декларативного, чего-то учитывающего сложную, по определению не плоскостную природу человека. Так что, увы и ах.

Вторая. Как жительница России, я не могу не думать: боже мой, когда же, наконец, у нас такое будет сказано на массовую аудиторию, когда, наконец, у нас дойдет дело до того, чтоб мне захотелось на этом месте сложности, а не однозначных заявлений: «Никакое насилие не может быть оправдано, никакие узы — ​ни семейные, ни родительско-детские — ​не оправдывают насилия сильного над слабым, над зависимым». И никакие обстоятельства оправданием насилия быть не могут. И, да, виноват всегда насильник, особенно если насилие было систематическим, а не взбунтовавшаяся от отчаянья и безнадежности жертва (если она вдруг взбунтовалась).

Сейчас в российских судах рассматриваются несколько дел о насилии в семье, и реакция на них вызывает оторопь. Огромное количество людей (среди них много женщин) как-то особенно бурно желают понять импульсы насильника и даже отчасти принять их («он же ревновал», «она же пускала по ветру его деньги ит.д. и т.п».) и точно так же бурно возмущаются взбунтовавшимися жертвами («он ее, конечно, годами мучил и насиловал, но ножом все-таки необязательно было»).

Моя подруга — ​психолог — ​сказала мне, что «идентификация с агрессором» это механизм психологической защиты, попытка заслониться от ужаса действительности. Похоже, от действительности, в которой насилие — ​это норма, у нас заслоняется большинство населения. И тогда было бы неплохо, чтобы из телевизора всем твердили: «нет, жертва — ​она не сама виновата».

И ничего, я б смирилась с конъюнктурой.