КомментарийПолитика

Могильник свободы

Что остается от либеральной идеи после выступления Путина

Этот материал вышел в номере № 73 от 8 июля 2019
Читать
Могильник свободы
Петр Саруханов / «Новая»
Похороны либерализма, анонсированные Владимиром Путиным в Financial Times, уже откомментированы во всех видах — и оппонентами, и карманной аналитикой, привычно объясняющей необъяснимое. Накануне G20 это выглядело заигрыванием с популизмом Трампа и выпадом против идейного высокомерия Старого Света. Но тогда это одновременно недолет и перелет. Трампа этим не купишь, он гений эпатажа и знает ему цену, а Европа сама умеет ответить: «колоссальный вздор» (Борис Джонсон), «пустое место» (The Observer). Однако нам важнее судьба идеи на Родине. Антилиберальная каша в российских мозгах уже явно подгорает, особенно в том, что касается социальной политики и госрегулирования, не говоря о ценностях и смыслах. 

Жестокость свободы

Классический либерализм исповедует доминирование равенства возможностей над равенством положений. Отсюда расслоение на победителей и лузеров. Если не нравится сама эта идея, всмотритесь в зеркало или в окно. Таких социальных контрастов просто не бывает. Эта зашкаливающая дифференциация на неестественно нищих и противоестественно богатых выглядит экстремальным воплощением либерализма в его самой жесткой, безжалостной форме. В «хорошем обществе» от этого давно отказались. Но и на «социальное государство» (статья 7.1 Конституции РФ) это похоже мало, и все меньше. Похоронить такую «либеральную идею» можно только вместе с этим режимом. Заниматься идеологическим суицидом, отвечая за такую суть правления, не хочет никто. В войне «башен» Кремля все списывают на системных либералов в правительстве, что нелепо в условиях персонализма с ручным управлением. Такие нападки даже не рикошетом, а прямой наводкой бьют по президенту:

либо он сам замаскированный либерал-экстремист, либо не контролирует стратегию правительства, что неправда.

Наше расслоение особого рода. При действительном равенстве возможностей нет сословных перегородок и есть социальные лифты. Каждый может стать миллиардером, бюргером, дауншифтером или бомжом — все претензии к себе. У нас же говорить о равенстве возможностей можно, только сильно привирая и потупив глазки. История успеха в России сегодня — сплошная хроника семейных конфликтов интересов. Сказочные богатства создают люди со сказочными возможностями на ниве госзаказа и госбюджета. Это тоже свобода, но крайне избирательная. Здесь своим (а вовсе не мигрантам) можно все, и им за это ничего не будет. Как говорят на похоронах, «родные и близкие», но уже и целые сословия — друзья, дети, вертикаль, силовики… Здесь наказывают за нарушение не закона, а внутреннего распорядка корпорации, вроде домашних Скрипалей. Странно считать это либеральной идеей и делом рук либералов. Такое возможно только при подавлении свободы, когда страной руководят «руками», разрушая институты.

Триумф регуляторов

Либеральная идея в госрегулировании у нас не умерла, но убита — и при этом постоянно реанимируется теми же добрыми людьми. Точнее гальванизируется, как зомби. Чем я тебя убил, тем я тебя снова и порожу — с тем же эффектом. Либеральная установка воспроизводится не только на словах, но и в проектах. Инициативы власти в сфере оптимизации контроля из года в год повторяют, как мантру, лозунги дебюрократизации. Регуляторную гильотину пропагандируют с лязгом, при этом воспроизводя сугубо либеральную «стратегию дерегулирования» начала 2000-х, пафос реформы техрегулирования и пр. Зампред правительства Константин Чуйченко под камеры докладывает президенту, как идет заточка лезвия и смазка механизма «гильотины», и начальник все это поддерживает и одобряет как свое.

Либеральная идея выступает и как принцип, и как рабочий вектор, когда других вариантов просто нет. Экспансия государства в систему собственности и контроля достигла предела неэффективности. Дальше стена.

Если что-то менять, то альтернативы либерализации нет; если ничего не делать, то все само грохнется под тяжестью немыслимой паразитарной надстройки.

Разговоры о повышении роли государства как якобы общемировой тенденции не имеют смысла, когда все лимиты этатизма и так выбраны. Уже и министр просвещения стенает о муках педагогики под гнетом регулятора, которым сама же и руководит, — еще один латентный либерал. Завтра о том же возопит руководство наукой: с таким балластом регулирования гарантирован не прорыв, а новый провал. Происходит вымывание мозгов, организованное бегство человеческого капитала: чем меньше в стране свободы, тем больше бежавших из нее гениев науки и бизнеса. О «смене вектора» и выходе из сырьевой модели и вовсе можно забыть. Когда административный монстр, являясь главным балластом и тормозом, рвется еще больше стимулировать прогресс, дело обречено. Это государство привлекает инвестиции, как пугало птичек.

Рециркуляция свободы воли

В политической классике, например, в потомственной богоданной монархии, власть базируется на трансцендентных основаниях и таких же ограничениях. Глупо думать, будто абсолютизм — это свобода суверена от всего. Обязательства сюзерена и вассала взаимны и симметричны. Власть связана комплексом обязательств, от кодекса служения до правил хорошего тона. Оковы традиции и ритуала, совести и веры, морали и чести не менее строги, чем путы рабства. И наоборот, возможность простолюдина снести оскорбление без вызова и поединка — тоже свобода, иногда отделяющая жизнь от смерти.

Наша «аристократия» крайне либеральна в отношении себя. Можно вызвать журналиста на дуэль — и самому же с дуэли сбежать, прямо в эполетах. Можно хронически попадаться на бессердечии и лжи — и при этом считаться совестью нации. Верховенство закона здесь означает лишь возможность закон игнорировать для себя или переписывать его для других. Понятие «неправового закона» отсутствует вовсе. Отказываясь в этой системе от свободы внизу, люди передают ее в социальные горизонты с крайне слабой регуляцией. Такой перевернутый либерализм соединяет максимальную зажатость внизу с полной отвязанностью отмороженного верха. В этих «сообщающихся сосудах с нулевой суммой» есть лишь свобода быть рабом — и свобода помыкать холопами без ограничений и обязательств.

Отказываясь от своей свободы, вы сами отдаете ее кому-то наверху с возможностью делать со страной и с вами все, что заблагорассудится.

Это слепые инвестиции в чужой сугубо приватный, а вовсе не в общественный или государственный капитал. Либеральная идея опасна режиму не тем, что она за гей-парады и неподсудность мигрантов, а тем, что она всего лишь против произвола властей всех уровней.

Философия достоинства

Либерализм утверждает «естественные права человека» и соответствующие ценности — свободы, суверенитета народа, закона и права, личного достоинства. Защищать эти ценности призвано государство. Классическим либералом-государственником был выдающийся русский философ права Б.Н. Чичерин (по совместительству — московский городской голова и дядя будущего министра иностранных дел Советской России). Но в нынешних антилибералах не осталось ничего благородного, даже если они снимаются на фоне кремлевских вертушек с рассказами о своем дворянстве и скрепах крепостного права. Сама эта лексика («либерасты» и т.п.) говорит не столько о либералах, сколько об их нечистых на язык оппонентах.

Можно что угодно сочинять про либеральные ценности и идеи, но наша действующая Конституция основана на принципах свободы и равенства прав, народовластия, верховенства закона, регулярной сменяемости и разделения властей.

Попробуйте с позиций радикального антилиберализма переписать хотя бы часть этих принципов с точностью до наоборот — но так, чтобы не было мучительно стыдно за всю предыдущую болтовню.

В этой истории не менее важна человеческая, экзистенциальная составляющая. Либерал по определению — это человек самоуважения и достоинства. Его антипод в нашей политической модели — либо нелегитимный барин, либо добровольный холоп. Любовь ко всякому начальству и пристрастие к «прелестям кнута» говорят о весьма интересной политической ориентации. Разница лишь в том, что на эти парады участников добирают административным ресурсом и за деньги. На уровне принципов и ценностей философия, альтернативная свободе и достоинству, существует у нас лишь номинально. Список особых российских традиционных ценностей так ни разу ни у кого и не получился. Правый популизм — тоже не философия, а эмоция. Если это и идеология, то лишь контрабандная и теневая, латентная, «проникающая»; она внедряется в подкорку массированной пропагандой исподволь и беспрецедентным по объему денег и технических средств ресурсом.

Но при этом ни одно официальное лицо, включая главнокомандующего, не решится выйти к обществу с манифестом, альтернативным идеям Конституции и всей либеральной традиции.

Идейной пустотой и немотой поражен и сам антилиберальный активизм. Несчастные таскаются по городу с испражнениями, чтобы в героический момент использовать их как идеологическое оружие. С педагогами и детьми — участниками конкурса на лучшее сочинение по родной истории — органы ведут закрытые установочные беседы, потому что открыто сказать здесь нечего или просто опасно. Альтернативный либеральному проект приходится доносить иносказанием — через якобы историческую мифологию и псевдонауку, бегающую с липовыми диссертациями от экспертного сообщества. Если люди борются за святое, то почему у них все так нечисто и через колено, с использованием служебного положения?

Свобода как ценность и как наказание

Можно разделять какие угодно идеи и ценности, но и сам этот плюрализм лежит в основе именно либеральных принципов. Но можно оценивать либеральный проект и от конкретной исторической ситуации, в которой оказалась страна после окончания коммунистического эксперимента. После засилья советской идеологии ждать от людей настоящей идейности не приходится. Гипертрофированный и насильственный советский коллективизм разрушил российские традиции общинности и соборности;

общество на макро- и микроуровнях настолько разобщено, что солидарности, эмпатии и нормальной коммуникации нам впору учиться у атомизированного Запада.

Точно также деловой свободе и низовому экономическому либерализму нам впору учиться у коммунистического Китая.

Государства держатся не только административной машинерией, но и «метафизикой власти». Это может быть царизм помазанников Божьих либо проект коммунистической эсхатологии — ничего подобного в России сейчас нет и в помине. Во власти есть идея беззаветного служения, но лишь собственным интересам. Есть даже иллюзии государственной миссии, но эта миссия почему-то не допускает даже мысли о возможности кому-либо самоустраниться или хотя бы умерить аппетиты ради общего дела. Проблема не решается простой заменой плохих на хороших, хапуг на честных. Скрепляющая метафизика власти если и восстанавливается, то не в одночасье. По крайней мере, в рабочем диапазоне времени мы будем иметь государство в таком состоянии, что его чем меньше, тем лучше. Это и есть вынужденный, конъюнктурный, «технический» либерализм — даже если либеральные установки понимать как оперативный проект.

Такой ненасытный Левиафан, как у нас, возможен только в условиях немереной сырьевой ренты. Этих генералов кормит даже не мужик, а родная природа, от которой и так уже мало что осталось и в тайге, и в пойме Рублевки. Ресурсный социум обречен, и готовиться к смене модели надо было вчера, а не сейчас, когда точки невозврата могут быть уже пройдены. Светлые головы, привыкшие решать все за всех, внушают себе и людям, что Россия якобы не готова к свободе. Это как учиться плавать в бассейне без воды. Хуже того, положение дел в стране говорит о том, что к несвободе она не готова еще больше, строго говоря — не готова вовсе. Об этом свидетельствует состояние экономики, социальной сферы и самого совокупного госаппарата.

Если иметь хотя бы минимальные представления об исторической совести, можно понять, что свобода может быть не только наградой, но и наказанием. История и в самом деле благоволит России: преступлениями прошлого столетия мы заслужили худшего. И если мы не завоевали и не обустроили свободу, чтобы жить, придется осваиваться с ней, чтобы выжить.

shareprint
Добавьте в Конструктор подписки, приготовленные Редакцией, или свои любимые источники: сайты, телеграм- и youtube-каналы. Залогиньтесь, чтобы не терять свои подписки на разных устройствах
arrow