Дни 23-25 июля 2019-го все обитатели нашего дома, а также всего Парижа, почти всей Франции и шире — Западной Европы — запомнят надолго.

25-го был пик: в Париже +42,6: «невиданный показатель за всю историю измерений» — отметила служба Météo France. Прошлый рекорд (+40,4), зафиксированный 28.07.1947, перекрыт с большим перебором.

Невиданное пришло в пятьдесят с лишним французских городов. В еще более северном Лилле было +41,5°C, в Руане и Орлеане — +41,3, в Труа — +41,8, в аэропорту Руасси-Шарль-де-Голль — +41,4, в городке Исудён (регион Центр-Долина Луары) — +43,5, в коммуне с говорящим именем Шабли — +42,6, и мало кому хотелось при такой температуре охлаждаться знаменитым местным белым. В Шиноне, где производят известное красное, ситуация была не лучше — +42,9°C.

В 20 департаментах страны (из девяноста с лишним) служба Météo France объявила наивысший, «красный», уровень метеорологической опасности, почти на всей остальной территории — «оранжевый». Сбежать от жары можно было только на крайний запад, в бретонский город Брест, но билеты туда стоили слишком дорого, и к тому же, безобразно и традиционно путающиеся в расписании французские железные дороги (SNCF) в этот день просто уже сами вообще не рекомендовали пользоваться их услугами. Не выходи, говорят, из комнаты, не совершай, говорят, ошибку, — на улице, чай, Франция, так что отложи вояж, если можешь.

В пять вечера объявили, что, вплоть до отдельного распоряжения, прекращаются продажи билетов на все линии скоростных поездов Thalys, связывающих Францию с Германией, Бельгией и Нидерландами. Уже вышедшие из Брюсселя поезда в Лондон и Париж остановились, не успев далеко отъехать.

Министр здравоохранения Аньес Бузен телеграфировала: «С этой ночи мы наблюдаем рост обращений в скорую помощь, будьте бдительны и соблюдайте необходимые меры предосторожности».

Хвала небесам: у меня в этот день был выходной. В контору нужно добираться с пересадкой на двух автобусах, кондиционеров в автобусах почти не бывает, автобусы переполнены — по причине плановой июльской остановки трамваев и электричек.

Знакомые плакались в мессенджер: в автобус не войти, такси поймать невозможно, цены в «убероподобных» сервисах подскочили в несколько раз.

Мы, впрочем, и из комнаты в комнату переходили редко. Иногда, правда, проверяли, в какой из них сейчас жарче. Если казалось, что в другой, переползали туда. У нас был введен негласный запрет на слова «шерстяной», «гриль», «кипяток» и «одеяло», а также на использование плиты и телевизора, открытие окон, выходящих на южную сторону, и вообще на всякое лишнее движение.

Днем, когда в холодильнике закончились закупленные вроде бы на неделю запасы минералки и арбузов, я вышел на улицу.

Дверь в подъезд оставалась прежней, но теперь вела прямо в духовку.

Улица была почти пустой. По пути я обогнал столетнюю согнутую под углом девяносто градусов бабушку, которая несла дыню, и двух молодых японок с микровентиляторами в руках. Японки размеренно шли под большим зонтиком. На каких основаниях по такой жаре могла идти столетняя бабушка, я так и не понял, а спросить постеснялся.

В одном из ближайших отделений духового шкафа располагалась овощная лавка, где я застал торговца Карима, прикладывавшего к голове бутылку свежевыжатого апельсинового сока (8 евро за литр). Кондиционера в лавке не предусмотрели. Культура кондиционирования помещений во Франции — на невысоком уровне, в квартирах, вообще, можно сказать, на пещерном. Хотя нет — в пещерах прохладнее. Сок был из холодильника. «Я бы сам туда залез», — говорит Карим, ругая «твердого, как камень» хозяина, не желающего ставить «клим».

Кариму был приказ держаться до одиннадцати вечера и делать кассу: отчаянные туристы, идущие мимо лавки к Эйфелевой башне, расхватывали нарезанные в маленькие стаканчики куски арбуза по 3 евро как (прости, господи) горячие пирожки.

Через мост от башни группки галдящего на разных языках народу купались в фонтане Трокадеро. Власти тоже не сидели сложа руки.

Министр внутренних дел Кастанер призвал граждан к «осторожности и ответственности на всех уровнях». Напоминал об опасности пожаров, о росте несчастных случаев на воде, говорил, что с начала июля утонуло 58 человек, и это «на 40 процентов больше по сравнению с прошлым годом». Потом призвал всех предпринимать необходимые меры, чтобы «не допустить обезвоживания организма». «Никто не может чувствовать себя в безопасности, не надо считать, что риск есть только для пожилых людей или младенцев», «любой может испытать температурный шок».

«В 20 департаментах красный уровень угрозы — такого не было никогда. При такой температуре нужно проявлять осторожность, быть внимательным к себе и другим», — наставлял соотечественников премьер-министр Филипп.

Повезло президенту Макрону — не только потому, что именно 25-го у него начались каникулы, но и потому что в южной президентской резиденции, в форте Брегансон на Лазурном берегу теперь есть бассейн, предусмотрительно выкопанный прошлым летом. А ведь в прошлом году, когда в прессу просочились данные о стоимости «дорогущего» бассейна (34 тысячи евро — пустяк для живущих неподалеку русских чиновников-бизнесменов), на макроновскую голову пресса вылила ушаты критики. Надеюсь, теперь этим людям стыдно, а президенту — прохладно.

От президента, кстати, вестей не поступало с вечера 24-го, когда он ретвитнул сообщение Минздрава: «#Сильная жара. Каковы сигналы тревоги для вашего здоровья. В случае симптомов, ознакомьтесь с действиями, которые нужно предпринять».

…У нас в квартире в два часа ночи градусник показывал +39. Коты еще раз получили из пульверизатора.

Потом вспомнили про дым торфяников отечества, регулярно накрывавший жаркую, загазованную сверх всякой меры Москву, и стало нам стыдно за то, что мы вообще смеем жаловаться.

Я бы и текст этот не писал, но, повторяю, редакция выразила обеспокоенность. И сообщила в придачу, что на Москву сейчас идут «полярные холода».

Вы просто не цените своего счастья, дорогие мои москвичи.