Выступая на съезде народных депутатов в марте 1993 года, министр безопасности России генерал армии Виктор Баранников среди своих главных задач назвал борьбу с политическими экстремистами. Но в окружении президента Ельцина министра обвиняли в том, что с политическим экстремизмом он как раз и не борется.
Министр вышел из доверия
К руководителям госбезопасности Борис Николаевич относился холодно. Пожалуй, только одного Баранникова он к себе приблизил. Виктор Павлович считался близким и доверенным человеком — любимый министр президента.
Сколько людей завидовало человеку, который всего за три года из генерал-майора милиции превратился в генерала армии! Самые талантливые военачальники такого взлета и в войну не знали.
Но карьера оказалась невероятно короткой, а падение стремительным. Президенту докладывали, что министр безопасности ведет двойную игру — установил тесные связи с оппозицией и заметался между двумя центрами власти.
В 1993 году противостояние между президентским лагерем и руководством Верховного Совета достигло такого накала, что речь уже шла не о должностях, а о выживании. В этой борьбе не брезговали ничем. Люди, далекие от власти, и не подозревают, что в основе большой политики лежат изощренные интриги и даже благие цели достигаются весьма низменными средствами. Иногда мы узнаем подлинный смысл этих интриг, иногда все это остается для нас тайной.
Многие были уверены, что дни Ельцина как президента сочтены, и он, видимо, скоро уйдет. Возникло ощущение, что он утратил власть над страной. Казалось, что и министр безопасности Виктор Баранников не верит в его звезду…
В феврале 1993 года состоялся чрезвычайный съезд компартии России. А перед этим образовался еще и Фронт национального спасения, объединивший противников Ельцина. Фронт призвал к борьбе с «временным оккупационным режимом».
23 февраля оппозиция, собравшись у Белорусского вокзала, потребовала отставки Ельцина. Манифестанты бросали в милицию бутылки, орудовали палками. Шестнадцать милиционеров получили травмы. Это была проба сил.
Но 25 апреля на всероссийском референдуме президент Борис Ельцин получил мощный мандат доверия, свидетельствовавший о полной поддержке его курса. А через неделю в столице вспыхнули настоящие массовые беспорядки.
Кровь, пролитая 1 мая
Первомайские праздники 1993 года окрасились кровью. До 1 мая речь шла о политической борьбе, хотя страсти были накалены до предела. После 1 мая возникло тревожное ощущение, что политические проблемы будут решаться силой.
Во время демонстрации, устроенной радикально настроенной оппозицией — Фронтом национального спасения, «Трудовой Москвой», компартией, на площади Гагарина произошло столкновение с милицией и ОМОНом.
3 октября 1988 года появился секретный приказ министра внутренних дел СССР Вадима Бакатина «О создании отряда милиции особого назначения».
Бакатин видел, что нищая, коррумпированная милиция не подготовлена к борьбе с реальной преступностью. ОМОНы должны были стать островками профессионализма.
Предполагалась и другая задача — разгон несанкционированных демонстраций, подавление массовых беспорядков.
Но в тот день люди в форме ничего не могли сделать с обезумевшей шпаной. Милиционеров зверски избивали. В столкновении участвовали заранее подготовленные боевики. Пострадало около шестисот человек, 25 сотрудников милиции пришлось госпитализировать. Сержант Владимир Толокнеев погиб на глазах у всей страны. На кадрах видеохроники отчетливо видно, как его убивали, — задавили грузовиком. Убийцу так и не нашли. Прощаться с милиционером в Дом культуры ГУВД приехал президент Ельцин.
До этого столкновения противник, которого следовало сокрушить, был неясен, размыт: демократы, иностранные агенты, сионисты, кавказцы, спекулянты, торговцы родиной… Враг внезапно материализовался, когда цепочка омоновцев перегородила Ленинский проспект. Парадоксальность ситуации состояла в том, что омоновцев избивали сторонники сильной власти и поклонники военной формы. С большим удовольствием толпа растерзала бы ельцинских министров, но под руку попали милиционеры.
Убитый во время первомайской демонстрации сержант принес главарям радикальных группировок больше политических дивидендов, чем месяцы митингов и демонстраций. Они заявили о себе как о реальной силе. О них заговорила вся страна, их всерьез стали воспринимать президент, правительство, парламент. Им этого было вполне достаточно для первого шага. Они решили, что пришел их час, что они способны развернуть Россию в нужную им сторону.
Кровавое столкновение 1 мая радикалы выиграли: они сделали то, что хотели. Никто из них не был наказан. 9 мая они вновь прошли по Москве, чувствуя себя победителями. А у победителей всегда появляются сторонники, активисты и сочувствующие. Это значило, что майский опыт может быть сочтен достойным повторения.
Начались массовые протесты под лозунгом «Долой правительство!». Возле телецентра в Останкино толпа требовала судить «сатанистов-сионистов Ельцина», развернула там палаточный городок и приступила к планомерной осаде телевидения. Стремление правительства действовать в рамках законности выглядело как беспомощность и создавало у экстремистов ощущение, что они на верном пути.
Именно тогда сложилась группа радикально настроенных молодых людей, которые решили, что сила вернее и быстрее приведет их партию к политической победе. Осенью 1993 года они появились возле Белого дома уже с оружием в руках.
Неизбежность
Событий 1993 года едва ли можно было избежать. Слом политической системы и переход к рыночной экономике — не только для России — для всей Восточной Европы оказались крайне болезненными. К сожалению, сильнодействующие лекарства часто оказывают тяжелое побочное действие.
Стремительные политические перемены породили иллюзорные ожидания быстрого преображения всей жизни. Но демократические преобразования и либеральные реформы заложили всего лишь базу для серьезных экономических успехов, на переустройство жизни ушли все девяностые.
А пока что приватизация, развал старой промышленности, безработица, огромная инфляция, обесценение денег и безумный рост цен… Это не могло не настроить людей против реформаторов.
И чем дальше, тем сильнее становился накал нападок на правительство, а потом и на президента.
Эйфория первого периода новой России была настолько сильной, что затем страну охватила настоящая депрессия — от сознания собственного бессилия. Большие деньги и власть опять достались кому-то другому… И нет сил это изменить. Самым болезненным стала даже не потеря сбережений как таковых, а пропавшее ощущение надежности бытия. Государство больше не гарантировало работу и зарплату, получение образования и бесплатного жилья.
А еще поднялась преступность, появились новые способы обмануть и надуть. Многие изумленно вопрошали, откуда взялось столько ловкачей и прохиндеев, связывая их появление с демократией и реформами. Но все эти люди не свалились с Луны. Они выросли и сформировались в советской системе. Не точнее ли будет заметить, что разрушение нравов произошло задолго до перемен в нашей жизни? Система десятилетиями разрушала мораль, развращала людей и воспитала все эти пороки — невероятное лицемерие, тотальное вранье, постоянный обман…
Демократическое движение распадалось на глазах, а противники реформ, напротив, объединялись. Причем тон задавала опасная, агрессивная оппозиция, и она попыталась силой взять власть.
Генеральная прокуратура подсчитала, что 3–4 октября 1993 года около Белого дома, у здания московской мэрии и в районе телецентра «Останкино» погибло или впоследствии скончалось от ран 123 человека.
Массовые беспорядки переросли в мятеж, подавленный военной силой. Задержали 6580 человек, потом их всех быстро выпустили, под стражей осталось человек двадцать. Но военные и чекисты не испытывали ни малейшего удовольствия, наводя порядок. И не жаждали жестких мер.
Руководителем ведомства госбезопасности после Баранникова стал кадровый чекист генерал-полковник Николай Голушко. Познакомились мы с ним летом 1989 года, когда к нам в редакцию журнала, где я тогда работал, заглянул тогдашний председатель КГБ Украины, народный депутат СССР генерал Голушко. Он подробно рассказал о себе и произвел очень хорошее впечатление. Голушко выразился очень определенно:
— Я пришел на работу в КГБ в период оттепели. Мы не имеем ничего общего с той репрессивной организацией, которая творила беззаконие в годы культа. Мы мундиры инквизиторов из НКВД не примеряли…
Диктатором не стал
До подавления мятежа Борис Николаевич Ельцин был одним из нескольких московских политиков, которые вели борьбу за власть. После октябрьских событий он стал полноправным хозяином в стране. Отношение к нему мгновенно изменилось. Изменился и он сам. Но он не воспользовался своей победой.
При всей своей безграничной власти диктатором Ельцин не стал и даже не пытался ограничить права и свободы сограждан.
В момент подавления мятежа в октябре 1993 года были запрещены некоторые газеты, поддержавшие мятежников. Это вызвало возмущение, и запрет был снят, хотя в странах с устоявшейся демократией выпуск газет, проповедующих экстремизм, был бы запрещен навсегда.
Средства массовой информации годами буквально обливали Ельцина помоями. А он решил для себя, что свобода печати должна сохраниться, и ни один журналист его не боялся. Разносить президента было безопаснее, чем любого чиновника в стране.
Теперь-то мы знаем, сколько раз Ельцину советовали отменить президентские выборы и остаться у власти без нашего благословения. И он понимал, что на кону: если к власти придут его политические противники, они могут устроить над ним расправу. Но отменять выборы не стал.
В те годы избирались не только президент и депутаты парламента, но и губернаторы, и мэры. И выборы были полноценными, конкурентными. Люди желали смены поколений, они были недовольны прежней политической элитой и мечтали увидеть новые лица. И увидели! Итоги выборов в первую Государственную думу потрясли и Ельцина, и его окружение.
Дума сразу преподнесла президенту неприятный сюрприз.
23 февраля 1994 года депутаты приняли постановление «Об объявлении политической и экономической амнистии». В субботу, 26 февраля, выпустили участников октябрьских событий. Они избежали судебного процесса… Никто не был наказан за пролитую кровь, за хаос, в который погрузилась страна в октябрьские дни.
Тогдашний генеральный прокурор Алексей Казанник назвал амнистию «позорнейшей страницей в истории русского парламентаризма», но не искал способа оставить за решеткой тех, кого следовало освободить.
Бывшему министру безопасности Баранникову за участие в октябрьских событиях предъявили обвинение по статье 79 Уголовного кодекса — «Организация общественных беспорядков, повлекших за собой тяжкие последствия». В Лефортово он стал болеть: прихватило сердце. Казанник, человек либеральный и сострадательный, изменил Баранникову меру пресечения. С бывшего министра взяли подписку о невыезде и положили в больницу.
Исполняя решение Думы, Казанник велел заключенных отпустить. А сам ушел в отставку. Как и директор Федеральной службы контрразведки генерал Николай Голушко, который принципиально держался в стороне от политических баталий. Он исполнил решение Думы и написал рапорт.
Мания величия
Некоторым утешением служило полное поражение на выборах радикального фланга. Октябрьский мятеж стал хорошим уроком.
Радикалы дробились и объединялись, вспыхивали новыми шумными идеями и исчезали. В настоящие вожди они не годились: закомплексованы и страдают манией величия. За малым исключением это были люди крайне скромных интеллектуальных способностей, несамостоятельные, но амбициозные.
Вот какую характеристику в одной партии составили своему лидеру:
«Хороший организатор и публицист. Истинно русский. С соратниками по партии поддерживает дружеские отношения. Беспощаден к врагам России».
Пародия на тексты фильма «Семнадцать мгновений весны»? Нет, свое придумать не в силах.
Отсутствие серьезных лидеров привело экстремистские организации в упадок. В открытой, конкурентной политической среде они утеряли привлекательность даже для своих немногочисленных фанатов.
Избиратели не поддержали ни движение прокурора Илюхина и генерала Макашова, ни сталинский блок Ампилова, ни ленинградского большевика Тюлькина и его бригаду. Все радикальные партии, вместе взятые, не собрали и пяти процентов голосов. А то ведь за несколько месяцев до выборов казалось, будто генерал Макашов или краснодарский губернатор Кондратенко и в самом деле выражают настроения широких масс…
Наиболее заметные деятели оппозиции отказались от уличных стычек и манифестаций, занялись выборными делами, то есть переориентировались на политическую борьбу в рамках Конституции.
За что голосовали?
Забыт очень важный итог волеизъявления граждан Российской Федерации на выборах 1999 года: впервые большинство избирателей поддержали новый строй в России, «антинародный режим», как любили говорить Геннадий Зюганов со товарищи.
Проведенные в 90-е годы либеральные реформы заложили базу для последующих экономических успехов. Понадобились годы, чтобы экономика заработала. Но после экономического кризиса 1998-го начался рост, продолжавшийся целых 10 лет, — до глобального кризиса. В истории советской экономики такого удачного десятилетия не было.
Конечно, существовала масса различий между блоком «Отечество — Вся Россия», блоком «Единство», Союзом правых сил и «Яблоком», которые прошли в 1999-м в Государственную думу. Но те, кто голосовал за эти партии, — а они все вместе получили большинство мандатов, — поддержали существующий в России политический и экономический строй. Россия оценила демократию и рыночную экономику.
Молодое поколение уже выросло с новыми представлениями о жизни. Для него свободная рыночная экономика — вещь естественная и необходимая.
И разговоры, которые велись в середине 90-х, о том, что либеральные идеи безжизненны, что они не подходят для России, что народ их не принимает, выборами были опровергнуты.
Разгонять или не разгонять
И вот главный вопрос: безжалостное государство лучше бессильного? Стрелять или не стрелять? Разгонять или не разгонять?
Бессильное государство лучше безжалостного, считают последовательные либералы. Соображения гуманности исключают жестокость. У государства нет цели важнее, чем сохранение жизни человека.
Есть противоположная точка зрения: в борьбе за сохранение порядка приходится идти на многое. Безжалостное к нарушителям государство лучше бессильного, ведь обязанность государства — обеспечить безопасность всего общества.
Вопрос в том, что понимать под силой государства. Для боевиков достаточно сильной рукой мог быть только их собственный главарь, готовый на бунт, бессмысленный и беспощадный. На самом деле сильное государство — это правовое государство, принявшее необходимые законы и создавшее институты, способные эти законы исполнять.
В 1993 году спор шел о выборе пути. Можно было сконцентрировать все силы на подготовке ОМОНа и других спецслужб, не пожалеть денег на спецтехнику, обучить спецназ тактике разгона демонстраций, чтобы силой подавить любое недовольство.
Но люди, которые тогда руководили страной, выбрали иной путь — развитие политической системы, в которой свободные и честные выборы имеют ключевое значение.
Ни административный ресурс, ни мастера предвыборных кампаний, рейтингов и ритуальных шоу не играли определяющей роли.
И вот главный итог: после 1993 года в стране наступила политическая стабилизация. И до конца ельцинской эпохи уже не было ни мятежей, ни путчей, ни массовых беспорядков.
