Это был репортаж («Новая газета», №116, «Вы воняете смертью на весь город!»), и пусть сам жанр противится — тут пишешь то, что видишь своими глазами и слышишь своими ушами, — тем не менее наврать, вероятно, можно и в нем. Поэтому с интересом изучаю плотный текст директора Санаровой на трех страницах: а вдруг? И действительно: помимо традиционных из года в год, из десятилетия в десятилетие рассказов о модернизации КрАЗа, находится хоть и одна, но вполне конкретная претензия. «В архиве КрАЗа за последние 25 лет не содержится информации о работнике с именем Михаил Дорофеев. Таким образом, достоверность данных как по человеку, который назвался этим именем, так и информации, в контексте которой его упоминает СМИ и на основе которой выстраивает свой материал, вызывает объективные сомнения и не может служить источником информации».

Напомню, что говорил на слушаниях бывший работник КрАЗа Дорофеев:

— Я не вижу здесь людей возраста моего отца. Я не вижу здесь даже своих сверстников. Мне 44. Вы уже сейчас на покойников похожи, а в 65 вы все до одного будете жмуриками, вас всех загоняют в гроб. И вы это знаете. А я не хочу этого. Вы уже пахнете мертвечиной, вы не понимаете: вы реально воняете на весь город, и КрАЗ воняет, и вы воняете! Вы начали умирать, как только туда устроились. У вас у каждого второго больные жены, больные раком, кто живет в Роще (Зеленая Роща — район металлургов. —А. Т.), и не говорите, что это не так.

Я нашел Дорофеева, а он по моей просьбе нашел трудовую книжку АТ-VI № 7637368. Принят на работу в цех электролиза № 2 КрАЗа 28 сентября 1994 года, приказ № 1773.

Вот что интересно: написал же, что Дорофееву 44 года. А «Русал» проверил архивы почему-то за 25 минувших лет, хотя должен был, если б хотел найти, — за 27. Принимали Дорофеева на работу 25 лет назад плюс три недели. Впрочем, уволился-то он позже, через полгода, 5 апреля 1995-го, приказ издан на следующий день, 6-го, тогда же КрАЗом оформлена и выдана трудовая. И хотели б найти — нашли бы.

Михаил Иванович Дорофеев — типичный мужчина среднего возраста в типичных красноярских обстоятельствах. С типичной семейной историей и типичными в квартире наградами КрАЗа — этот хлам, «пылесборники», давно убраны с глаз долой.

— Я вам объясняю: у меня вся семья кразовцы. Моя семья строила этот завод, я и мои братья с детства на КрАЗе, как жили, так и живем в Роще. Мы с братьями туда устраивались только, чтоб угодить родителям, не из-за зарплат. Почему уволился? Я что — [дурак]? Идти по стопам родителей? Работать на дядю за три копейки? Отец всю жизнь отдал заводу и все здоровье, вся смена отца уже лежит на кладбище, это пятидесятые-шестидесятые года рождения. Батя умер через два года, как вышел на пенсию. Две сестры — без грудей: онкология.

Но я живу в этом городе, и все тут в таких вот семейных историях. И Ольга Викторовна Санарова тоже не коренная москвичка, а как раз отсюда, и в курсе, что это — красноярская обыденность. Я точно знаю, что она в курсе. И мне кажется, зря она пробует уподобиться коллеге Андрею Морозову, тоже директору, тоже по связям с общественностью, только Сибирской генерирующей компании (это второй после «Русала» источник и бенефициар красноярской экологической катастрофы). Морозов, недовольный тем, что я писал про СГК, применявшую на своей Красноярской ТЭЦ-1, построенной при Сталине, циклонную схему очистки воздуха (из позапрошлого века), «с большим удовольствием» приглашал меня, красноярца, приехать в Красноярск, чтобы он, москвич, познакомил меня с «положением дел» в Красноярске («Новая», № 22 и 27 за 2017 год).

Но этот Морозов в Красноярске никто, а фамилию Санаровых (всю семью, в которой она родилась) в Красноярске помнят. И не стоит ее позорить. Понятно — служба есть служба, но уж так презирать город, для которого все это, в чем Ольга Викторовна вдруг усомнилась, — неизбывная, чересчур затянувшаяся трагедия? Дорофеев-то, вон, ушел по собственному, ушел быстро, в никуда, хотя кразовские деньги в середине 90-х были, думаю, нелишними.

Санарова далее пишет: «Предприятие планирует провести собственное расследование инцидента для формирования правовой позиции». Непонятно: то ли это о публикации, то ли о слушаниях, но понятно, что это не расследование связи работы КрАЗа с продолжительностью жизни и болезнями. Хотя логичней было бы так: сначала — расследование, потом — обвинения.

Санарова пишет: «Многие приглашенные эксперты не получили возможность в должном объеме представить свои доклады из-за действий агрессивно настроенных людей, которые мешали выступающим и призывали к срыву мероприятия, не слушая выступающих, а приехав для того, чтобы сделать посты в соцсетях о своей якобы активности». Дорофеева между тем нет в соцсетях, нет там и многих других, кто пытался сказать КрАЗу, что хватит травить город. Да, кто-то там есть — и что? Что дурного в таком посте?

Санарова пишет, что раз газета «выстраивает» материал на основе «данных» несуществующего бывшего кразовца Дорофеева, то и весь этот материал «вызывает сомнения». Но мало того, что Дорофеев вполне реален, его «данные» занимают в заметке один абзац. А их три десятка. И несколько тысяч, если считать все, что написано «Новой» в последние годы об экологической катастрофе в Красноярске. И все факты и цифры об онкологии, о росте других болезней, о факторах риска, химическом загрязнении города взяты исключительно из госдокладов федеральных ведомств и опубликованных научных исследований, а также из материалов самого «Русала».

И то, что «Русал» вцепился в один этот абзац (промолчав о других, с цифрами и фактами), не менее красноречиво, чем то, что некорпоративное мнение о корпорации от бывшего ее работника вдруг вызвало вопросы.

Хотя о чем это я. В прошлом году бывший электролизник расплавленных солей М. отсудил у «Русала» 300 тысяч рублей за «профессиональную обструктивную болезнь легких, связанную с воздействием химических веществ». Степень утраты трудоспособности — 60%, II группа инвалидности. «Русал» подал апелляцию, считая, что 300 тысяч рублей — это чересчур, что это «не соответствует требованиям разумности и справедливости», что вины работодателя нет, что «истец получил заболевание из-за того, что сам долго работал на вредном производстве» (цитирую сообщение суда). Крайсуд отклонил жалобу «Русала».

…Понимая, что насчет эпикризов не шутка, я нашел одну из двоюродных сестер Дорофеева Нину Шелякову. Она подтвердила, что у нее был рак, тяжелое (с осложнениями) лечение. Прошла через все — тогда еще под фамилией Волкова. А теперь вышла замуж. Она еще молодая и красивая, и она теперь одна из героинь городского фотопроекта «Умеющие жить», помогающего людям с той же бедой (организован Татьяной Вишневской с центром социально-психологической реабилитации онкобольных).

В изданном недавно только на английском языке отчете об «устойчивом развитии» En+ (головной компании, управляющей всем комплексом сибирских энерго-металлургических активов, ранее контролируемом Олегоми Дерипаской) главным профзаболеванием коллектива названа тугоухость.

Это я не к тому, что вы что-то о болезнях скрываете. И совсем не к тому, что не слышите голоса из регионов своего присутствия. Просто интересно: топ-менеджеры «Русала» и Еn+ ведь тоже, как эти красноярцы, «умеющие жить» и умеющие жить хорошо. Так, может, это как раз связано с тугоухостью?

Вот бы и вам поучаствовать в проекте реабилитации онкобольных, а? Коучинг-сессии в Красноярске, как вам такое? Не зря же Красноярский онкодиспансер находится на улице Московской?

А Дорофеева, надеюсь, вы еще увидите. У него, говорит, остались акции кразовские. И он собирается на собрание акционеров.

Красноярск