«Париж, 25 октября 2018-го. Видный писатель-шестидесятник… Гладилин… скончался в среду… 83 года…» Кто сообщил об этом первым — агентства или парижский журналист Анатолий Копейкин в сети Facebook? Не так важно. Важно, что я сразу позвонил в Париж и взял билет.
Мы были знакомы семь лет. Не то чтоб много. Но кое-что успели. Он как никто другой помог мне в работе над обеими книгами о Василии Аксенове — они дружили с начала 60-х годов. А я сделал что мог, чтоб в России снова вышли его повести «Песни золотого прииска», «Евангелие от Робеспьера» и «Репетиция в пятницу».
«Песни» не издавали с 1960-го. Тогда их встретил рык партийно-комсомольской шоблы и подчиненной ей критики. «Евангелие», выпущенное в серии «Пламенные революционеры» в начале 70-х, с тех пор не печатали. А «Репетиция», изданная в 1977-м в парижском «Континенте», а после отдельной книгой, — горько-смешная история про Сталина, что лежит не в Кремлевской стене, а в бункере во глубине России и может выйти, издал АСТ в 2001-м. Но автор об этом не помнил…
Гладилин смеялся, читая «Песни золотого прииска» в журнале «Петропавловск»:
«про эту повесть сам первый секретарь ЦК комсомола Сергей Павлов говорил, что воспитывать молодежь ему мешают американский империализм и писатель Гладилин…»
Успел он увидеть и обложку издания с «Репетицией» и «Евангелием», о котором в 70-м году друзья изумленно спрашивали: «Как пропустили?»
Читая нынче эту повесть, думаешь: ну да: революция — мамка злая и детей своих пожирает. Но почему такая реакция? А с того, что и двух лет не прошло, как задавили танками Пражскую весну. А сам главный редактор наиглавнейшей газеты «Правда» Виктор Афанасьев писал в ЦК партии, что Гладилин — возмутитель спокойствия. Из тех авторов, что «склонны к политическому фрондерству и далеки от активной общественной деятельности», а их тексты полны «грубейших идейных ошибок».
Работа над ошибками
На них ему указывали всегда. И в школьные годы, когда он, как и все парни из Антипьевского переулка, дрался, ругался и не всегда упорно занимался. И в ранней юности, когда поступал в летное училище, но — спасибо начальству — одумался. И в юности средней, когда, ухаживая за Машей, дочкой писателя Якова Тайца, переборщил с коньяком и шампанским. Да и в поздней, когда после выхода в «Юности» его повести «Хроника времен Виктора Подгурского» умчал из Москвы на дальние стройки, колымские трассы, в Тикси…
Меж тем его книги раскупают мгновенно. Все. Начиная с «Хроники». Потому что в них — не слыханная и не читанная на здешнем языке исповедальная проза —
простой разговор молодых авторов и читателей об их настоящих проблемах. А не о выдуманных штампованных «тревогах и надеждах».
«Хроника»– это 1956-й. Три года до аксеновских «Коллег» и «Да, мальчики!» Рождественского. Студенту Литинститута Анатолию 21 год. Но внезапная, мгновенная, громкая, настоящая всесоюзная слава его не портит. Приятно, конечно. Но уместны ли эти восторги? Верен ли его выбор? Не зря свою новую книгу он назовет «История одного неудачника», второе название — «Бригантина поднимает паруса».
Эта песня, сочиненная погибшим в 1942-м и недавно «открытым» Павлом Коганом, берет за душу. Что только не называли тогда «Бригантиной» — молодежные кафе, дома культуры, ансамбли, литобъединения…
А что творится в искусстве?! «Вообразите картину, — через годы напишет Аксенов, — сквозь трещины в безжизненной асфальтовой пустыне социалистического реализма пробиваются первые травы Ренессанса, бледные, но упорные… «Поэтическая лихорадка» и «гитарная поэзия»…»Новая волна» в кино и «молодая проза»… «Новый мир» и дискуссионные клубы…
Первые ростки борьбы за права человека и «самиздат»…» И все это «к ужасу ошарашенной бюрократии».
Но бюрократия не лыком шита. Для нее молодая проза — ошибка. «Песни золотого прииска», «Дым в глаза», «Вечная командировка», «История одной компании», «Первый день Нового года» — в СССР эти и другие книги Гладилина прорываются сквозь рогатки редакций и окрики прессы. Его постоянно пытаются ввести в рамки. Сделать советским — своим. Но он, как Летучий голландец, — неуловим. Потому и выйдет его «Прогноз на завтра» во Франкфурте, в «Посеве». Потому и улетит он в 1976-м. А в Париже, вместе с Виктором Некрасовым и Александром Галичем, станет звездой радио «Свобода».
На «Свободе» с чистой совестью
Мне повезло. Вдова писателя Мария Яковлевна позвала меня работать в его кабинет среди книг, рукописей, журналов и газет. Вот — его изданные на Западе «Тигр переходит улицу», «Большой беговой день», «Парижская ярмарка», «ФССР. Французская Советская Социалистическая республика» — сатира на капитулянтство Запада перед Востоком. Вот — статьи в парижской «Русской мысли», нью-йоркском «Новом русском слове», калифорнийской «Панораме». Вот — приглашения выступить с лекциями, письма издателей и друзей. И их книги.
В попытке мемуаров — книге «Улица генералов» — писатель сообщает: в час отъезда из СССР ему велят вырезать из увозимых книг страницы с автографами. Вот они — на полках между «Ожогом» Аксенова и «Красным колесом» Солженицына: «Сердце в руках» Рождественского, «Стихи разных лет» Евтушенко, «Дубовый лист виолончельный» Вознесенского…
Страничек нет. Но автор молчит о том, что вырезал не всё. Так дороги были ему слова таких разных, но милых сердцу людей.
И вот меж «Континентом» и «Гранями» — «Парабола» Вознесенского. Первая тоненькая московская книжица. Подписана: «Левому крайнему нашей литературы. 1962». Когда Андрей читал «Левый крайний, милый мой, ты играешь головой…» — все знали, о ком это. Забавно. Они считали бюрократов ультраправыми, а себя — леваками…
А вот — Окуджава. «Веселый барабанщик»: «Толя, с надеждой на лучшие дни. Булат 16.9.64 г.». Ясно, о чем это. Тогда Гладилин продирал сквозь издательские мытарства повесть «Первый день Нового года». И лучшие дни настали. Через год повесть вышла. 15 000 экземпляров. Даже потиражных не выдали. Сейчас бы такие тиражи.
Тут и «Катапульта»: «Дорогому Тольке, Летучему Голландцу нашей жизни с желанием богатства, власти, удачи. В. Аксенов».
А это? Эренбург, «Французские тетради»: «Анатолию Гладилину на добрую память и с чувством солидарности в деле борцов классической литературы. ИЭр. 1961». Можно ли назвать Гладилина классиком? Думаю, об этом филологи еще поспорят.
А в эмиграции стояли другие вопросы. Например: как вырвать из СССР дочку Лизу и ее маму Иру? Вот так. Его личная жизнь непроста. Но в 1987-м они летят в Париж.
А в 1991-м Гладилин едет в Москву. Он и прежде заезжал, но тихо. А теперь все по высшему классу. Памятен его триумфальный вечер в ЦДЛ, интервью, статьи, книги — «Жулики, добро пожаловать в Париж», «Меч Тамерлана», «Тигрушка», «Тень всадника» — самый главный и дорогой ему роман.
Остров памяти
Гладилин родился в Москве 21 августа 1935 года. Ушел 24 октября 2018-го в Шатийоне — выстрелил себе в голову. Он всегда был хозяином свой жизни. И как хозяин распорядился смертью.
Лежит Анатолий Тихонович в Кламаре. В чудном парке, не таком как обычные французские кладбища. Недалеко живут его любимые — Мария, дочки Лиза и Алла, внуки и правнучка. Здесь же архив. А в нем ждут издания тексты. «Летучий Голландец» (так вот о чем писал Аксенов в автографе!) — удивительная фантастическая повесть, написанная в начале 60-х, но при Советах не имевшая шансов на издание. Повесть «Игры с КГБ». Эссе «Мое литературное поколение». Пьесы — «Остров памяти» и «Товарищ Надежда по фамилии Чернова».
Верю, они увидят свет. Во-первых, потому что — хороши. А во-вторых, потому что Россия не может себе позволить забывать тех, кто ее любил.
Среди бумаг на его столе — шкатулка. В ней — маленькая книжечка с гербовым орлом. «Российская Федерация. Удостоверение № 674238 к государственной награде № 0761. Указ от 15 ноября 2012 г. Подпись. Печать. Текст. «Гладилин Анатолий Тихонович. Награжден медалью Пушкина». И Александр Сергеич. В профиль.
Его единственная медаль. Но не последняя награда.
