Я проснулся, позавтракал и пошёл в университет. Правда, к сожалению, не могу рассказать, в какой. Потому что руководство моего вуза утвердило новые правила, запрещающие студентам при ведении политической деятельности указывать, в каком вузе они учатся. Никто при этом не пояснил значение термина «политическая деятельность», что неизбежно приведет к расширительному толкованию, но кого это волнует? Государственный вуз, существующий на мои налоги, решил ограничить свободу слова. Менее, чем за неделю, мы собрали 5000 подписей студентов, выступающих против новых правил. Но руководству было все равно. Новые правила утвердили. А нас назвали «заговорщиками» и «студентам в кавычках». Что ж, это довольно обычная ситуация.

Пары прошли тоже весьма обычно. Учиться в университете, который нельзя называть, пока ещё интересно. Правда, «неудобные» преподаватели всё чаще уходят и становится чуть менее интересно. Но это обычная ситуация.

Потом я пообедал и поехал в Московский городской суд. В декабре прошлого года меня осудили на три года условно за мои ролики на YouTube. В них, основываясь на эмпирических научных исследованиях и теоретическом материале, я доказывал, что насильственные протесты неэффективны. А вот судья Кунцевского районного суда по фамилии Ухналёва решила, что я призывал к насильственному изменению основ конституционного строя. В общем, ничего необычного.

Происходящее в зале российского суда при рассмотрении политического дела — очень странное, смешное по своей искусственности и грустное по своим последствиям действо. Странные люди-роботы в черных мантиях и синих костюмах разыгрывают грустный спектакль, совершают бессмысленные действия и произносят слова, в которые ни секунды не верят. Ритуалы соблюдаются исключительно ради ритуалов. Зачем судья в начале заседания зачитывает мне мои права, если буквально все прекрасно понимают, что они соблюдаться не будут? Зачем прокурор просит ознакомиться с ходатайством моих адвокатов, если буквально все прекрасно понимают, что любое наше ходатайство (не технического характера) прокурор попросит отклонить и судья удовлетворит эту просьбу? Зачем вообще нужно всё это заседание, если буквально все прекрасно понимают, что решение по моему делу уже принято и, очевидно, не судьей?

Хотя, возможно, этот формализм не такой уж и бессмысленный. Возможно, всё это — часть наказания. Причем не только обвиняемого. Но и гражданского общества. Здравого смысла. И этих странных людей-роботов в черных мантиях и синих костюмах тоже. Потому что испытывать дискомфорт должны все. Даже слуги. Все должны тратить силы на имитацию, чтобы не хватало сил бороться за нечто честное, искреннее, настоящее. Простите мне мою юношескую наивность, но я правда считаю, что на «другой стороне баррикад» полно людей, которым тоже осточертела установившаяся политическая ситуация.

полицейских, говоривших, что будут за меня молиться, и так далее. Речь не о тех, кому нравится сажать невиновных. Речь не о тех, кто отдаёт приказы. Эти ребята неизбежно и очень скоро окажутся там, куда этих самых невиновных отправляли. Речь о тех, кому нужно кормить семью. О тех, кто не избивает и не пытает, но своим бездействием и подчинением потакает несправедливости. И, возможно, они бы и предприняли какое-то действие для изменения ситуации. Но никто никогда не знает, чем обернётся решительный шаг. Правила размыты. Система координат не ясна. Никто не понимает до конца, оправдан ли страх. От этого страх становится ещё более неприятным, мерзким, напоминающим по ощущениям долго не исчезающий нарыв. Дискомфорт пронизывает и мысли о прошлом, и мысли о будущем. О настоящем даже думать не хочется. Дискомфорт — бензин этой машины.

Но есть и те, кому всё нравится. А ещё есть те, кто потакает несправедливости не ради того, чтобы не ставить под удар семью, не ради самосохранения, а просто ради денег или повышения. А ещё есть садисты. К слову, свободу фигурантам дела «Сети»*.

Так или иначе, вчерашнее заседание ничем не выделялось. И настроение грустного спектакля все так же наполняло каждую клетку мозга каждого актера. Поэтому оставалось либо плакать, либо смеяться. Но я решил прямо в суде писать диплом. Потому что дедлайн скоро.

Отвлекли от написания диплома меня лишь выступления моих адвокатов. Неуютность от присутствия на этом грустном спектакле действительно куда-то исчезла после того, как защищавшие меня профессионалы в очередной раз подробно объяснили, что сложно придумать нечто более абсурдное, чем обвинять сторонника ненасилия в призывах к насильственному свержению конституционного строя. Мурад Мусаев сумел несколько раз во время своей речи продемонстрировать эту абсурдность настолько виртуозно, что улыбалась даже судья. Не буду врать, после таких выступлений адвокатов у меня родилась маленькая, почти незаметная, но все же надежда.

И под конец апелляционного заседания самый обычный день подарил сюрприз: судья Московского городского суда постановила… вернуть мне фигурку лягушек и либертарианский флаг, которые суд нижестоящей инстанции вероломно обрёк на уничтожение. Но, видимо, подумав, что гражданскому обществу на сегодня побед достаточно, судья решила больше ни в чём приговор не менять. Решение вступило в законную силу. Теперь я официально экстремист. Ничего необычного.

Когда я отвечал на письма, приходившие мне в СИЗО, я всегда заканчивал фразой «С уважением, арестант Егор». Позвольте мне — ввиду новых обстоятельств — закончить этот текст несколько иначе:

С уважением, экстремист Жуков

*Организация признана террористической и запрещена в России