Анна Наринская
литературный критик, колумнист«Новой газеты»
— Я не знаю, что сказать про этот рассказ Шаламова. Я могу только просить вас, чтоб вы его прочли.
Ну, или вот что. Я уверена, что неправильность наших отношений с теми, кто пишет про запредельный опыт — с прозой Шаламова, Солженицына, блокадными текстами Лидии Гинзбург — состоит в том, что мы понимаем и принимаем эту запредельность именно как нечто, что «за», за пространством нашей жизненной практики. То есть мы готовы плакать и ужасаться, но не можем, да и не хотим, соотнестись: это же происходило в конкретные исторические моменты, это прикреплено к ним. Кощунственно переиначивая попсовую цитату: «что случилось во время репрессий — остается во времени репрессий», или «что случилась в блокаду — остается в блокаде».
Но особый (в каждом случае — особый) талант тех, кто смог описать происходившее, часто, и уж точно в случае Шаламова, состоит в том, что запредельный опыт коррелирует с жизнью вообще, проясняет ее, не остается на Колыме, а входит в жизнь.
И в этом смысле Адам Фризоргер молится апостолу Павлу всегда. И сегодня тоже.
Читайте по ссылке (shalamov.ru) =>
Что читаем завтра?
Рассказ Сомерсета МоэмаУже читали
Фолкнер.«Полный поворот кругом» Юзефович. «Бабочка» Чехов. «Студент» Борхес. «Алеф» Довлатов. «Шоферские перчатки» Хемингуэй. «Свет мира» Казаков. «Во сне ты горько плакал» По. «Бочонок Амонтильядо» Тэффи. «Флирт» Набоков. «Возвращение Чобра» Петрушевская. «Черный пудель» Капоте. «Бутыль серебра» Пелевин. «Бубен верхнего мира» Сэлинджер. «Лапа-растяпа» Зощенко. Манро. «Медведь, прошедший горы» О. Генри. «Город без происшествий» Акутагава. «В чаще»
