Юрий Горелов жил без спроса. Никому не должен. Землю, воду, воздух, животных, растения — то есть свой мир — Юрий Константинович Горелов получил в комплекте. На время.
— Что? — Он часто употреблял это «что?», хотя слышит замечательно. — Слушай, Юра! Все на время. Но это время, определенное каждому, принадлежит ему целиком. Значит, навсегда.
А я и не спорил. Он, разумеется, прав и в правоте своей распоряжался жизнью, как считал нужным. Сам. Поэтому без упрека и страха. Без страха.
— Горелов, — говорил я ему, — давай напечатаем памятку браконьера: «Юрий Константинович Горелов — зоолог, старший научный сотрудник заповедника Бадхыз на юге Туркмении. Рост выше среднего. Русоволос. В разговоре порывист. Реакция мгновенная. Отлично видит в темноте, за что получил кличку Кошачий Глаз. Улыбается открыто и много. Начитан. Образован замечательно. На левой руке нет фаланги большого пальца — следствие укуса змеи. Азартен. Постоянно готов к спору. Стреляет точно, в том числе и с движущегося автомобиля.
Из всех видов охоты признает одну — на браконьеров. В этой охоте беспощаден. Законы знает, но защищает не их, а природу. Чинов и званий не различает».
Ну как?
— На самом деле кличку мне дали Дикий Глаз, но так, как ты говоришь, — благозвучнее.
Он был ежесекундно готов к действию и всегда трезв. Алкоголь притупляет реакцию. Он не допускал мысли, что кто-то может его опередить. Может быть, это семейный опыт. Дед его по материнской линии — почетный потомственный гражданин Мурома, строивший Сырдарьинскую и Транссибирскую железные дороги, погиб в офицерском споре в Гражданскую войну. Кто-то хотел провести состав без очереди, возникла ссора. Он допустил ошибку (которую другой дед Горелова — генерал царской армии — не допустил бы). Железнодорожный дед вытащил пистолет позже, чем его оппонент.
— Я хочу тебе объяснить, — говорил мне Горелов: — В природе нет добра и нет зла. Морали нет. Есть целесообразность. Председатель Римского клуба спросил: куда стратегически идет человечество? Чему человек венец?
— Венец? Ты же говорил в заповеднике, что он, возможно, ошибка природы, — сказал я, — что он единственный из животного мира, кто способен разрушить среду обитания. Свою и других видов. Почему теперь венец?
— Потому что неизвестно. Природа действует методом проб и ошибок: либо вид выживает, либо гибнет. Без идеологии. Есть болгарская байка: сидит на ветке сорока и примеряет, извини, к заднице орех. (Я забыл сказать, что Горелов обычно не ругается.) Лиса спрашивает: «Что ты делаешь?» — «Хочу съесть». — «Так примерь его ко рту». — «Проглотить я его проглочу. А вот интересно посмотреть, как он выйдет».
— Человечество не думает, запуская какой-нибудь глобальный проект, что произойдет, когда оно проглотит кучу орехов. Похоже, мы перешли черту, до которой можно было остановиться. Дай бог, чтобы люди уцелели со своим страшным багажом. В самолет тебя с взрывчаткой и ядом не пустят. А на земле, откуда он взлетает и куда садится, человек волен взрывать, крушить и отравлять.
— Зачем же ты воюешь за природу на этом клочке суши, раз все обречено?
— Что? Не все! Я им не уступлю то, что могу сохранить. Не для примера вовсе. И они это знают.
За двадцать лет пребывания Горелова в заповеднике джейранов и куланов стали считать не десятками, а тысячами, он сохранил фисташковые леса, сократил прогоны отар через Бадхыз, свел браконьерство к опасному и наказуемому действу. Безусловно наказуемому. Ему все равно, кто создавал угрозу его зверью: местный житель или залетный начальник, сосед, командир заставы или армейское подразделение.
— Ты пришел с ружьем? Извини.
Когда Горелов, до смерти напугав, задержал и обезоружил (предварительно шарахнув из одностволки по радиатору машины) секретаря ЦК КП Туркмении и министра мелиорации, он не думал о том, как этот поступок может отразиться на его судьбе. Уверенность в своем деле давала Юрию Константиновичу одну привилегию — он не боялся быть плохим.
Спустя двадцать лет после того, как его, бывшего заместителя директора и старшего научного сотрудника (это я напоминаю вам, что Горелов по штатному расписанию не был обязан сам ловить браконьеров), выдавили из заповедника, он ночью въехал в районный центр Серахс. Возле отделения милиции, начальника которого он когда-то опередил (не то что его дедушка с материнской стороны), припечатав затылком к стенке, пока тот доставал оружие, и изрядно помяв за убитого джейрана, Горелов вышел из «уазика», чтобы спросить дорогу.
— Как выбраться из поселка? — спросил он у сидевших в темноте на скамейке людей.
— Может, тебе надо в Бадхыз?
— Да.
— Горелов, ты за что посадил моего отца? — спросили его из ночи.
— За браконьерство, — ответил Горелов.
Кто его узнал по голосу в темноте — сын чабана, шофера или родственник руководителя района — он не знал. Да его это и не интересовало. Он подумал, что, возможно, память о нем еще работает на заповедник.
Каким образом Горелов оказался в Бадхызе? Отец учился в военном училище. Воевал в армии Врангеля, в корпусе генерала Кутепова. Из Крыма под нажимом красных на пароходе покинул родину и отправился в Галиполи — на европейский берег Дарданелл.
Эмигрантская офицерская компания отца немцев не любила как бывших противников. Слово «патриот» в лексиконе отсутствовало, «родина» — тоже. Было слово «Россия». Национализм почитался явлением неприличным. Все следили за событиями в Союзе и ждали «смерти таракана». Зоологом Горелов решил стать, быть может, когда прочитал свою первую книжку про жизнь муравья. Он принялся с особенным усердием изучать то, что ему могло пригодиться в будущей профессии. И спортом он занимался лишь тем, который был бы полезен «в поле». Зоолог должен уметь стрелять, плавать, лазить по скалам, бороться…
В десятом классе он, заработав деньги, купил Дарвина «Происхождение видов» и с карандашом прошел эту книгу.
— С тех пор мое мировоззрение сформировалось окончательно и больше не менялось.
— Что ты имеешь в виду?
— Когда отец Бескишкин (бывший подпоручик) спросил менеджера Горелова (бывшего подпоручика): «Костя, почему ты не ходишь в церковь?» — отец ответил:
«В церковь у нас ходят женщины, а мужчины Гореловы там бывают три раза: на крещении, на венчании и на отпевании. Два раза я был, с третьим не тороплюсь».
— Я не верующий, — внятно произнес Юрий Константинович, — может быть, от того, что у меня нет страха.
Он запомнил рассказ русского эмигранта профессора Мартино, который был комиссаром временного правительства по ликвидации царской охоты в Крыму. Внизу были то красные, то белые, то зеленые… И в горах то же самое — вольница. Но он продолжал защищать животных. У него был татарчонок Ахмет, который постоянно ловил браконьеров.
— Как ты это делаешь?
— Если браконьер один — ружье в живот и говорю: давай оружие, неси дичь на кордон. Если два — то же самое.
— А если больше?
— Говорю селям алейкум и прохожу мимо.
Нельзя проигрывать.
Умер Сталин. Горелов окончил университет, и семья стала думать о возвращении в Россию. Весной 55-го это произошло. Год Юра проработал учителем в Ростовской области, а потом отправился в Москву в Министерство сельского хозяйства проситься в заповедник.
В нем разглядели образованного зоолога и предложили несколько заповедников на выбор. Он остановился на Бадхызе. Там были в достатке его любимые млекопитающие и гады, и он мог применить свои знания. В течение многих лет он как зоолог был вне конкуренции. Его назначили заместителем директора.
Первый год он занимался наукой и присматривался.
Через Бадхыз ездили с оружием, браконьерство было нормой, зверей били нещадно, численность джейранов, куланов и архаров падала катастрофически, тысячные колхозные отары вытаптывали все, фисташку обирали местные жители и скот, дороги прокладывали кто где хотел.
Через год пребывания в заповеднике — осенью пятьдесят седьмого — он взял одностволку и вышел на тропу войны. За сохранение природы. Было Юре Горелову в это время двадцать шесть лет. Но он четко знал, что надо делать, понимая, если он уступит хоть чуть-чуть, его уберут, подставят или согнут.
Он был страстен. Мог посмотреть зверем и сымитировать нервный тик до такой степени правдоподобно, что задержанные думали: черт его знает — вдруг выстрелит. Он и стрелял по баллонам и радиаторам браконьерских машин и всегда попадал куда хотел. Уголовный кодекс он знал не хуже судей и выигрывал все дела о браконьерстве. Всегда опережал действия противника. Ненавидел и наказывал, отнюдь не словом, за матерщину, и не пускал никого, кроме друзей, за спину. Или мог стать так, что по тени видел, что делается сзади. Ружье у него было под мышкой, и при опасном движении за спиной он стрелял точно под ноги, производя ошеломительное впечатление: у него глаза на затылке.
Горелов оброс небольшой группой единомышленников, среди которых были одноглазый боевой капитан — инвалид Алексей Афанасьевич Бащенко со своей овчаркой Цыганкой, другой фронтовик — Александр Гарманов, Миша Шпигов в очках минус семнадцать и несколько местных жителей, среди которых мой знакомый шофер Арслан. Он знал, кто въехал в заповедник и на чем. У Горелова была своя разведка. Пограничники были спокойны за эту территорию и относились к зоологу с ружьем уважительно. А он к ним терпимо.
«Новая газета» предлагает вам документальные рассказы Горелова, которые нашла его жена Раиса в бумагах этого удивлявшего мир человека. Мы писали о Юрии Константиновиче.
Он был постоянным и преданным нашим читателем. Вполне допускаем, что он хотел напечатать свои рукописные тексты в «Новой». Но был скромен и строг к себе.
Без основания.