Там царь Кащей над златом чахнет; Там русский дух… там Русью пахнет!
А.С. Пушкин, «Руслан и Людмила»
Международные резервы России к 7 августа составили $600,7 млрд,сообщил Банк России. Таким образом побит рекорд в $598,1 млрд, установленный в августе 2008 года, накануне мирового финансового кризиса. Российская экономика с 2008 года заметно сократилась в долларовом выражении, а резервы — выросли. Рост резервов на фоне экономического спада выглядит парадоксальным, но только на первый взгляд.
Сама концепция накопления резервов на случай серьезного экономического кризиса была принята в России относительно недавно — в 2004 году. Накопленные резервы сильно выручили и в 2008 году, и в 2015-м. Именно наличие резервов позволило пройти эти кризисы относительно безболезненно (по крайней мере, для госбюджета и большинства крупных предприятий).
Генералы всегда готовятся к прошедшей войне. Особенно если они ее выиграли.
А результаты прохождения кризисов 2008 и 2015 годов радикально отличаются от 1998-го и тем более 1991 года. Поэтому упорное накопление резервов вполне понятно. Вызывает удивление другое: какой период выбран для накопления резервов и как эти резервы используются.
Классический подход предполагает контрциклическую политику: в хорошие времена, когда экономика растет достаточно высоким темпом, резервы формируются. Наступает спад — резервы тратятся (именно для этого они и копились), помогая преодолеть кризис. Или как минимум смягчить его последствия. То же самое, по идее, должно происходить и с бюджетной и фискальной политикой: ужесточение в периоды роста и смягчение в периоды спада.
Во время кризисов 2008 и 2015 годов примерно так все и делалось: резервы тратились. В 2008 году спасали в основном банки (в те годы многие российские банки имели большой объем валютной задолженности), в 2015 году — некоторые предприятия.
Однако весной 2020 года траты резервов были очень малыми. Большинство и развитых стран и стран, сопоставимых с Россией по ВВП на душу населения, потратили много больше. Россия же не только очень скупо тратила средства на помощь бизнесу и гражданам (единственная, безусловно, эффективная мера — выплаты семьям с детьми), но и ужесточила бюджетную и фискальную политику.
Примечательно, что ужесточение бюджетной политики произошло только после т.н. «всенародного волеизъявления» 1 июля.
Традиция откладывать любые непопулярные решения (или информацию о них) до прохождения неких официальных событий была весьма распространена в эпоху СССР.
Неудивительно, что давно ожидаемый секвестр федерального бюджета был объявлен только в июле. А ужесточение фискальной политики — увеличение налога на девиденды, в том числе и для стран, с которыми имеются соглашения об избежании двойного налогообложения — и вовсе произошли только в начале августа.
Ужесточение бюджетной и фискальной политики для накопления резервов естественным образом усиливает спад экономики. Нужны очень веские причины, для того чтобы проводить такую политику. И единственное относительно разумное объяснение такой политики — ожидание очень серьезных внешних шоков, связанных с возможным падением доходов федерального бюджета.
Из всех видов рисков для доходной части федерального бюджета России стоит выделить два: риск падения спроса на нефть и риск ужесточения санкций.
Рынок нефти очень сложен для прогнозирования. Существует даже шутка, популярная среди экономистов: «лучший способ испортить свою репутацию — заняться прогнозированием цен на нефть». Это связано с тем, что помимо чисто экономических факторов на нефтяные цены большое влияние оказывают и факторы политические.
А вот санкции, наоборот, относительно предсказуемы. Вся политика США, начиная с 1970-х, подразумевает последовательность, постепенность и высокую предсказуемость введения санкций. Поправка Джексона‒Вэника действовала 38 лет и пережила СССР. И упорное накопление резервов — очень веский аргумент в пользу того, что ожидаемые риски ужесточения санкций рассматриваются как существенные. Ждут худшего…
