Пленники железного занавеса

То, что называют ялтинской системой, в действительности возникло вопреки решениям Тегеранской, Ялтинской и Потсдамской конференций 1943–45 гг., где лидеры антигитлеровской коалиции согласовали послевоенные границы, принципы мирных договоров и взыскания репараций. Принятая в Ялте «Декларация освобожденной Европы» гарантировала народам проведение свободных выборов. Но уже летом 1945 года в переписке британского премьер-министра Уинстона Черчилля и президента США Гарри Трумэна с тревогой говорилось о железном занавесе. По Центральной и Восточной Европе вслед за Красной армией катилась волна переворотов, которые насильственно приводили к власти ставленников Сталина.

В советской зоне только Австрия и Финляндия с трудом сохранили полноценный суверенитет. В остальных странах на штыках установилась «народная демократия». Формально она допускала элементы частной собственности и многопартийность. Реальную же власть присвоили себе коммунистическая номенклатура и подотчетные советским органам госбезопасности местные чекисты. Они развернули массовый террор, первыми жертвами которого стали антифашисты — лидеры Сопротивления Леопольд Бауэр, Пауль Меркер в Восточной Германии, Лукрециу Пэтрэшкану в Румынии, Рудольф Сланский, Йозеф Смрковский в Чехословакии, Антоний Пайдак, Ян Мазуркевич в Польше и сотни других. Число репрессированных простых граждан измерялась сотнями тысяч, достигнув, например, в Венгрии десятой части населения. Многих репрессированных этапировали на суд и расправу в Советский Союз.

Многопартийность была фиктивной: в конституциях прописали руководящую роль компартии, а в аппарат прочих партий внедрили откомандированных коммунистов и агентов госбезопасности. Места в выборных органах квотировались заранее, а сами выборы были безальтернативными. Слабый и притесняемый частный сектор полностью зависел от государства. Процветали идеологическое давление и цензура печати. Такой тип государственного устройства будущий президент Чехии драматург Вацлав Гавел называл Абсурдистаном.

В первой половине ХХ века левые идеи были популярны по всему миру. После реального прихода к власти коммунистов люди на себе испытывали то, о чем писал далекий от либерализма философ Иван Ильин: «…государственная власть стала насаждать нищету, гасить хозяйственную инициативу, воспрещать личную самодеятельность, отнимать у народа веру в честный труд». Тяжелым бременем ложились на советских сателлитов расходы по содержанию почти миллиона солдат и производству избыточного количества вооружений. С каждым годом экономическое отставание Восточного блока становилось более очевидным. Не помогал ни бездонный советский спрос, ни льготные цены на сырье, ни внешнеторговый протекционизм. Навязать экономический и политический абсурд можно было только силой, а основанный на принуждении порядок не бывает прочным. Кризисы в Германии 1953-го, Польше и Венгрии 1956-го и Чехословакии 1968 года преодолевались ценой применения военной силы. Оборотной стороной стало отчуждение власти от общества. Просоветские режимы воспринимались либо как оккупационные (Венгрия, Чехословакия, ГДР), либо как самопровозглашенные, а потому нелегитимные (Польша, Румыния, Болгария). Так и не прижились присоединенные к СССР балтийские республики, западные области Украины и Белоруссии. До конца 1950-х годов продолжалось вооруженное антикоммунистическое сопротивление в Польше, Болгарии. Румынии, Западной Украине, Белоруссии и Прибалтике. Отдельные боевые эпизоды с участием балтийских «лесных братьев» и болгарских «горян» случались даже в 1970-е, а некоторые бойцы Украинской повстанческой армии вышли из подполья только после распада СССР.

Общемировым фоном происходящего была холодная война. Автор названия — британский журналист и писатель Джордж Оруэлл. В 1930-х он приехал в Испанию воевать в составе республиканских интернациональных бригад. Столкнувшись там с деятельностью местных сталинистов и агентов советских спецслужб, он вернулся на родину убежденным противником коммунизма. Его книги «Скотный двор» и «1984» стали классикой антисоветской литературы.

После того как советское вторжение в 1956 году подавило венгерскую революцию, а в 1968 году остановило демократизацию в Чехословакии, всем стало понятно, что еще одна подобная авантюра чревата большой европейской войной. А когда СССР прочно увяз в Афганистане, группировке в Центральной Европе стало не до полицейских задач, тем более что в Румынии и Болгарии советских войск не было вообще.

Сила отчуждения

Не стоит преувеличивать вялое и декларативное западное вмешательство. Исключение составляли политически активные венгерские, чехословацкие и польские эмигрантские организации. Вместе с русскими эмигрантами они обеспечили победу в информационной войне с участием зарубежных радиостанций и свободной прессы, разными путями доставляемой через железный занавес. Итогом стала ситуация, суть которой сформулировал писатель Георгий Владимов: «Не верить, даже если правду говорят». Связисты вспоминают, как в олимпийском 1980 году ровно в 21.00 нагрузка на телефонные сети в Ленинграде удваивалась: с началом программы «Время» люди выключали телевизоры и принимались обсуждать по телефону личные дела. Примерно то же самое происходило и в странах «народной демократии».

Социальная база сопротивления всегда была местной — рабочие (Румыния, Польша) или образованный класс (Венгрия, Чехословакия, ГДР), но со временем пассивный протест становился общенародным. Разобщение народа и правителей постепенно рождало «параллельную страну». Формировались стихийные сообщества граждан, которые явочным порядком строили повседневные отношения, не оглядываясь на враждебное государство. Благодаря этому постепенно происходило отчетливое расслоение на «мы» (активное меньшинство и пассивное большинство) и «они» (чиновники, партийные функционеры, силовики). Со временем любая, даже разумная инициатива властей делала отношение к ним только хуже.

Благодаря нетерпимому отношению рядовых граждан власть постепенно теряла контроль над страной. Самоорганизация «параллельного общества», недоверие к официальным институтам, взаимное отчуждение народа и государства позволили мобилизоваться активной части населения, сформироваться новой политической элите и создать условия для смены режима.

В СССР происходили те же самые процессы — сначала в балтийских республиках, Западной Украине и Закавказье, а затем по всей стране. В конечном итоге это способствовало распаду коммунистической империи, хотя и не было его основной причиной. Значительно важнее было совпадение во времени обвала мировых цен на энергоносители, поражения СССР в Афганистане и общего кризиса коммунизма.

Государство, с которым граждане не хотят сотрудничать, вечно существовать не может. Самоустранение народа от официальной политической жизни и дискредитация постановочных «выборов» обернулись тем, что на фоне экономического спада массовое сознание поставило вопросы: «А кого вы, господа-товарищи, представляете? Много ли таких, кто вас по-настоящему выбирал?» Правителям «стран победившего социализма» было нечего ответить. Оказавшись в общественной изоляции, они теряли уверенность и совершали ошибки. Тем временем рядовые исполнители — чиновники и силовики, включая нештатных стукачей, задумываясь о личном будущем, старались не переусердствовать в служебном рвении. Никто не хотел повторить судьбу сотрудников госбезопасности, публично повешенных восставшими венграми в 1956 году.

Решающую роль играл не повод, часто случайный, и не место (столица или провинция), а степень политической изоляции власти. Процесс мог развиваться лавинообразно и быстро: бессменный румынский диктатор Николае Чаушеску был свергнут восставшим народом всего через месяц после своего очередного «единогласного» «переизбрания».

События рубежа 1990-х годов создали матрицу демократической революции, разные версии которой были воспроизведены на огромном пространстве от Албании до Монголии и постсоветских Грузии, Украины, Киргизии, Армении. В каждой стране события развивались по-своему, составив вместе поучительный исторический опыт.

Нигде и никто не уходил добровольно. При всех региональных различиях распад авторитарных режимов везде включал три этапа. Первый этап — отчуждение и политическая изоляция власти. «Следовало делать все, чтобы… отколоть красную скалу от национального монолита», — вспоминает экс-президент Польши Лех Валенса. На этой стадии основную роль играет консолидация вокруг активного меньшинства — правозащитников, творческой интеллигенции и студенческой молодежи. Когда поляризация общества достигает критического уровня, происходит взрыв и наступает второй этап — стихийные массовые выступления, самоустранение деморализованных сотрудников силовых структур и принуждение к свободным выборам. В 1989 году не существовало ни мобильной связи, ни социальных сетей, но события показали, что обычных телефонов и примитивных средств оперативной полиграфии вполне хватает для координации уличных акций. Наивно надеяться, что одной только силы убеждения сколь угодно интеллектуально продвинутых людей или подвига героических одиночек-правозащитников достаточно для успеха. Результат может быть достигнут только с опорой на массовый, не всегда управляемый уличный протест, способный парализовать работу государственной машины.

Успех второго предваряет третий этап — сплочение оппозиции вокруг стихийно возникших общественных движений и их победу на выборах под лозунгами наподобие «так дальше жить нельзя». Данный сценарий реализовался везде, кроме Китая, Лаоса, Камбоджи и Вьетнама, где ревизия коммунистической идеологии породила корпоративные фашизоидные режимы. Неудачная попытка демократизации в Китае была пресечена массовым убийством граждан — расстрелом мирной демонстрации на пекинской площади Тяньаньмэнь 4 июня 1989 года.

Исторические уроки

«Свобода приходит нагая», — заметил в 1917 году Велимир Хлебников. Ее самоценность не гарантирует скорых материальных выгод, и в разных странах ею распорядились по-разному. События показали, что десятилетия социалистического «общества нового типа» повсеместно обернулись антропологической катастрофой — появлением поколений запуганных, легко внушаемых и политически инфантильных людей. Успешность преодоления последствий такой катастрофы зависит от ее продолжительности и масштабов. Экономические результаты смены режима бывают положительными только после решительных и болезненных политических реформ, направленных на то, чтобы прошлое «снова не выросло». Там, где политическая изоляция режима была недостаточной, освободительные движения приводили к власти второй эшелон партийно-силовой номенклатуры — людей не заинтересованных в радикальных и необратимых политических реформах. Так было в Болгарии и Румынии, нечто подобное случилось и на большей части территории распавшегося Советского Союза.

Кто-то стал честно трудиться на личное благо, а кто-то подался в казнокрады, бандиты и проститутки. Для многих самым трудным оказался именно свободный выбор. Были и такие, кто неплохо устроился в новых реалиях, но при этом их возненавидел всем своим нутром. Наиболее агрессивные из таких на постсоветском пространстве основали «архипелаг «Совок» — полудюжину непризнанных криминальных анклавов под патронажем реваншистов из Кремля. В сознании этих людей сублимировались зависть, ксенофобия, ненависть к свободному труду, смесь имперской спеси и крепостного холуйства. Именно они загнали Россию в очередной исторический тупик.

«Лучше пять лет ошибок, чем двадцать лет саботажа», — утверждал чешский президент Вацлав Гавел. В Польше после демократических выборов Лех Валенса демонстративно принял полномочия не от коммунистических предшественников, но от эмигрантского правительства в изгнании, а в Румынии коммунистическая власть со всем, что она породила, была просто объявлена вне закона. Люстрации оказались эффективны только там, где они были направлены не на персональную расплату за прошлое, а обращены в коллективное будущее — на подрыв социальной базы свергнутого режима, поражение в правах функционеров, снижение их общественного статуса и разрыв корпоративных связей. Именно такие меры обусловили необратимость перемен в Чехии и на территории бывшей ГДР. Там, где этого не случилось, сохраняется опасность ползучего возрождения авторитаризма и повторения невыученных уроков истории.

«Не поняв того, что было, не поймешь того, что есть», — гласит старая китайская пословица. О том же писал Уинстон Черчилль: «Размышления над прошлым служат руководством для будущего».