Если бы я тогда знала, что в зале будущий лауреат Нобелевской премии мира, который получит почти одновременно и премию, и десятилетний тюремный срок, то, возможно, его и запомнила бы. Но я не знала — и не запомнила.
Тогда, в октябре 1988 года, мы, студенты минского журфака, прибежали в Дом кино, где шел учредительный съезд «Мартиролога Беларуси», чтобы посмотреть на былинного богатыря Зенона Позняка, будущего главу Белорусского народного фронта. Зенон Позняк блистал на трибуне, рубил сплеча, изобличал КГБ под овации — и разве мог тогда кто-то обратить внимание на молоденького тощего аспиранта Беляцкого? А между тем аспирант Беляцкий тоже был одним из основателей «Мартиролога Беларуси», только его тогда никто не знал. Теперь знает весь мир.
Сейчас я понимаю, что и
«Мартиролог» случился в жизни Алеся не просто так. В сущности, это и было началом его правозащитной деятельности, просто в то время никто и подумать не мог, что правозащитник для белорусского гражданина станет таким же важным человеком в жизни, как врач или адвокат.
Казалось, что ничего плохого с нами, счастливчиками, живущими в перестройку, уже не произойдет: все это случилось раньше, и задача поколения восьмидесятых — потребовать раскрытия архивов, въесться книжной пылью в тома расстрельных дел, обнародовать правду о массовых расстрелах при Сталине, извлечь из небытия имена убитых и увековечить их. Все началось с публикации статьи «Куропаты — дорога смерти» в газете «Літаратура і мастацтва» в июне 1988 года. Авторы — Зенон Позняк и Евгений Шмыгалев — в той статье впервые рассказали о массовых расстрелах в урочище Куропаты под Минском. Потом были «Мартиролог» и первый несанкционированный марш в Куропаты в ноябре 1988 года. Подпись Алеся Беляцкого стояла на заявке в горисполком (горисполком, разумеется, отказал), но на шествие не попал — его задержали раньше, потом оштрафовали на 200 рублей, которые собирали всем НИИ. Алесь, наверное, тогда думал, что он последний в истории Беларуси административно оштрафованный за несанкционированный митинг, но оказался первым.
Выплаты огромных штрафов станут потом важной частью работы «Вясны». А увековечение памяти расстрелянных белорусов не прекратится, просто к нему добавится круглосуточная помощь живым.
Алесь Беляцкий, 1989 год. Фото: budzma.org
Все, кто присутствовал на оглашении приговора правозащитникам «Вясны» 3 марта, потом говорили, что были потрясены спокойной широкой улыбкой Алеся Беляцкого, с которой он воспринял свои десять лет усиленного режима. А я его другим — без той самой улыбки — и не помню. В конце девяностых Алесь в одной из своих статей в той же газете «Літаратура і мастацтва» почему-то употребил странный словесный оборот, назвав Иосифа Бродского «русскоязычным еврейским поэтом». Я, понятия не имевшая о том, кто такой этот автор статьи «А. Бяляцкі», быстро написала реплику в газету «Имя», где тогда работала, со всем пылом молодости объявив, что страницы «Літаратуры і мастацтва» начали окрашиваться в красно-коричневый цвет. А через пару месяцев по каким-то иным делам в редакцию пришел тот самый А. Бяляцкі. Подошел, улыбнулся и спросил: «Это вы меня красно-коричневым назвали?» Я ворчливо ответила: «А нечего было писать такую фигню!» Не помню, о чем мы разговаривали потом. Но с тех пор, приходя на акции протеста, я всегда искала в толпе улыбающегося Алеся и искренне радовалась, когда находила. Не может акция протеста обойтись без Беляцкого. И не обходилась.
Вся «Вясна» подобралась именно такая, под стать Алесю — спокойные, деловитые, улыбчивые, с виду неторопливые. Но механизм «Вясны» работал без сбоев.
Я никак не могла понять тогда, лет двадцать назад, когда не было никаких соцсетей и механизмов оповещения, когда никто не писал в фейсбуке* «к Сидорову пришли», каким образом они ухитрялись обо всем узнавать и мгновенно реагировать? У человека обыск, к нему только что пришли силовики, еще не успели все вверх дном перевернуть, а «Вясна» уже нашла адвоката. Адвокат, может, в итоге и не понадобится, но он уже есть. И его оплата — забота Беляцкого и команды. Когда «Вясну» лишили регистрации в 2003 году, в их работе ничего не изменилось. А в 2020 году моя семья тоже стала теми, кому помогла «Вясна».
Когда я вышла из тюрьмы, мне сказали: иди в «Вясну» сразу же. Мы обнялись с Алесем, с Валентином (Валентин Стефанович, заместитель Беляцкого, получил 9 лет лишения свободы), познакомились с Настей Лойко (Настя уже не работает в «Вясне», но сидит с прошлой осени в СИЗО). Они сказали: вся юридическая помощь на нас, адвокаты — наша обязанность, ты только приноси квитанции из юридической консультации. В офисе «Вясны» сидели человек десять — бывшие политзаключенные и родственники политзаключенных действующих. Всем помогали, всем объясняли, для всех находили просто нужные слова.
Фото: telegram-politics.com
Мой муж оставался в тюрьме и ждал этапа в колонию. Адвокат после приговора — это своего рода почтальон. Посещая подзащитного, он, по крайней мере, может удостовериться, что человек жив. В условиях блокады писем, запрета звонков и свиданий адвокат — единственный человек, который поддерживает связь между заключенным и его родными. Не знаю, как сейчас, но тогда, десять лет назад, посещение адвокатом заключенного (без подготовки каких-либо жалоб или ходатайств) стоило около 100 долларов. Если просить адвоката посещать подзащитного раз в неделю — в месяц выходит 400. Такие расходы никто из нас, родственников политзаключенных, позволить себе не мог. А «Вясна» помогала без вопросов и разговоров, и никогда никто даже не попытался сказать что-нибудь вроде «а может, вы будете не каждую неделю отправлять адвоката в колонию?».
Мы все — те, кто сидел тогда и кто сидит сейчас, — будем до конца своих дней благодарны «Вясне» и Алесю Беляцкому.
Один из наших «подельников» вышел из тюрьмы после того, как подписал согласие сотрудничать с КГБ. Его выпустили под подписку о невыезде, и он пошел в «Вясну». Все рассказал Беляцкому и Стефановичу. Я не знаю подробностей того разговора, но человеку здорово полегчало, а через полгода он благополучно бежал из Беларуси. Да, в «Вясну» приходили и с этим. И мать приговоренного к смертной казни якобы за организацию взрыва в минском метро Влада Ковалева приходила в «Вясну» (правда, Алесь Беляцкий тогда уже сидел, он дважды политзаключенный — первый раз его арестовали в августе 2011 года), и освободившиеся из тюрем растерянные, потерянные, затерянные в несправедливости люди. Все шли туда.
Наталья Пинчук, жена лауреата Нобелевской премии мира Алеся Беляцкого, выступает во время церемонии вручения нобелевской Премии мира в мэрии Осло, Норвегия, суббота, 10 декабря 2022 г. Фото: Markus Schreiber/Associated Press/East News
И сейчас, когда «Вясна» после ареста Алеся Беляцкого, Валентина Стефановича и юриста Владимира Лабковича перешла на нелегальное положение и осталась мигать зеленым огоньком в Сети, помощь политзэкам не прекратилась. Теперь лица «Вясны» за решеткой, но механизм, который они создали, работает по-прежнему. Нобелевская премия — это слишком малая награда за то, что много лет делает «Вясна». Потому что
лучшей наградой была бы возможность уйти, закрыть «Вясну» и жить спокойно, потому что в стране больше не нужно никого защищать — всякого гражданина защищает государство. Не знаю, какую часть срока они отсидят, прежде чем это произойдет. Возможно, весь.
Обычно в судах, когда обвиняемых заводят в клетку, с них снимают наручники. Алесь, Валентин и Владимир на протяжении всего судебного процесса оставались в наручниках. Двойная защита от правозащитника — дело государственной важности. На протяжении всего процесса государственные медиа злорадно писали о том, что вот сейчас, наконец, наступит расплата. Телевизор бился в кровожадной истерике. А Беляцкий улыбался.
В последнем слове Алесь сказал: «Хватит, пора остановить эту гражданскую войну. Надеюсь, меня услышат». Его слышит весь мир. Не слышит только родина. Потому что она глуха. И слепа. И не видит, что летит в пропасть.
* Компания Meta Platforms Inc., владеющая Facebook и Instagram, внесена в реестр экстремистских организаций, ее деятельность в России по поддержанию указанных соцсетей признана экстремистской деятельностью.
