«Под домашний арест попал»

Глебу 22 года, он был студентом хорошего московского вуза. За неделю до того как пропасть, он выписался из больницы, приехал к Артему. 18 марта в районе 15 часов Глеб ушел на встречу с родителями, которые накануне обещали отвезти его на консультацию к врачу, чтобы помочь со справкой для академического отпуска.

Со слов одногруппницы, Глеб часто болел, с одного больничного уходил в другой, нередко попадал на пересдачи. Был и на комиссии по отчислению, но ему готовы были дать «академ» в связи с состоянием здоровья. Очередное заседание комиссии должно было состояться уже после исчезновения студента.

Артем утверждает, что единственный психиатрический диагноз, который выставлялся Глебу, — депрессия (подтверждающие его медицинские документы имеются в нашем распоряжении). Он довольно часто обращался к психологам, в том числе университетскому, звонил на горячую линию, ходил в поликлиники.

19 марта тот подал заявление в полицию о похищении человека, а 24 марта — в Следственный комитет. Также обратился в «Лизу Алерт».

Рассказывает Артем: — С друзьями звонили бабушке Глеба. В соцсетях нашли его тетю. Она ответила сообщением в «ВКонтакте»: «Думаю, что под домашний арест попал». А позже написала, что созвонилась с братом: «С Глебом все хорошо, но он без телефона. Думаю, что мой вариант про домашний арест верен».

Уточним, Глеб — совершеннолетний и не ограниченный в дееспособности человек. Это означает, что поместить его «под домашний арест» может только суд, а уж никак не родственники. Подобные действия, чем бы они ни были вызваны, могут квалифицироваться как незаконное лишение свободы.

Артем продолжал поиски и вскоре нашел Глеба на фотографиях с групповых занятий в одном из филиалов ребцентра для нарко- и алкозависимых «Неугасимая Надежда». Он узнал Глеба со спины по родинке на шее, по оправе очков, кофте и джинсам, в которых тот уехал. А также по имени, записанному на попавшей в кадр доске: «Глеб М.».

Я попыталась понять, что это за организация и мог ли попасть туда человек, не имеющий зависимости. АНО «Неугасимая Надежда» зарегистрирована в 2012 году. Официальные виды деятельности: уход с обеспечением проживания и предоставление социальных услуг без обеспечения проживания престарелым и инвалидам. Лицензии на медицинскую деятельность у организации нет, но есть договор об оказании платных медицинских услуг с раменской больницей. Есть приглашенные психиатры и психологи, официально работающие в различных больницах, а также связанные с Русской православной церковью (на сайте выложены документы о прохождении ими семинаров, тренингов или курсов переквалификации при РПЦ). Председатель правления и один из учредителей правления — Ольга Мордашова, руководителем «Речицкого» реабилитационного центра, куда предположительно попал Глеб, является ее муж Александр Мордашов. На сайте «Неугасимой Надежды» он представлен как консультант-эксперт Общественной палаты Московской области.

«Будут искать — скажете, что на лечении»

В открытых источниках имеется информация, что тезки руководителей «Надежды» — некая Ольга Папушева (такую же фамилию в девичестве имела и Мордашова) и Александр Мордашов в 1996 году привлекались к уголовной ответственности.

В опубликованной в интернет-газете «Православная Москва» заметке о работе по реабилитации наркозависимых упоминается, что руководители «Надежды» действительно ранее были зависимы: «Когда-то Александр Мордашов сам был наркоманом. Дурь употреблял вместе с женой в течение двенадцати лет. Лежали во многих наркобольницах, специализированных клиниках — бесполезно. Добрые люди подсказали отправиться за океан — в… Бразилию, в христианский реабилитационный центр «Фазенда да Эсперанса» — «Фазенда Надежды». Это был, по сути, жест отчаяния, в Южную Америку Александр с женой Ольгой полетели от безысходности. Но сработало!”

«Неугасимая Надежда» фигурирует и в нескольких сравнительно недавних судебных решениях — центр давал положительные характеристики подсудимым по уголовным делам с «наркотическим» составом. Например, человеку, у которого в мае 2019 года изъяли почти 3 грамма героина, — о том, что обвиняемый ранее проходил курс «восстановительных мероприятий в центре социальной реабилитации в АНО «Неугасимая Надежда», зарекомендовав себя с положительной стороны. Согласно справкам из религиозных организаций, имеет активную гражданскую позицию, участвует в антинаркотических акциях».

В 2022 году в качестве смягчающего обстоятельства в деле взятого за хранение мефедрона мужчины Мытищинский суд принял справку о добровольных пожертвованиях подсудимого в «Надежду». Косвенно эти судебные дела могут свидетельствовать о том, что курс реабилитации не гарантирует излечения, несмотря на бравурные отчеты центра в соцсетях. И что исправные пожертвования в центр могут смягчить приговор.

Фотографии реабилитантов и отчеты о выполнении заданий публикуются в открытом сообществе центра в соцсети.

Сами реабилитанты и их родственники, которые оплачивают услуги центра, перед поступлением подписывают согласие (в нашем распоряжении есть договор от 2016 г.) на ряд условий. В том числе «подчиняться всякому решению руководителя, относящемуся к каждодневной жизни в Центре, полностью порвать интимные отношения с другими лицами на время моего пребывания в центре, ограничить общение с родными одной только перепиской, но не с помощью интернета. Телефонный звонок домой разрешается только после третьего месяца реабилитации. Связь с родственниками осуществляется посредством писем».

И еще один пункт, несколько странный для учреждения социальной помощи:

Люди, которые отправляли или пытались отправить родственников в этот центр, оставляют на различных ресурсах противоречивые отзывы, упоминая, что на реабилитацию соглашаются брать даже тех, кто сам на нее не настроен, обещая уговорить (выезд за пациентом оплачивается родственниками отдельно и предварительно), а затем вместо уговоров якобы могут применить силу.

На сайтах, где обсуждаются различные ребцентры, можно встретить и более жесткие описания физического насилия, отзывы о запретах на жалобы родственникам и требовании расписок об отсутствии претензий. Проверить эти обвинения невозможно. Однако о многом г-н Мордашов подробно рассказывает сам.

Поле того как Артем нашел фото Глеба в соцсетях «Неугасимой Надежды», он позвонил в центр, представившись родителем проблемного сына (запись — в распоряжении редакции). Из его разговора с Мордашовым

«Приезжали такие, конечно, ребят мало было, но приезжали», — рассказал Александр Мордашов об опыте такого «лечения». Найти человека в центре будет не так просто даже кому-то из близких, так как связь возможна только с тем, кто оплатил пребывание пациента и только с рабочего телефона учреждения. Территория охраняется, самовольно уйти нельзя.

На вопрос Артема, что если его «сына» будут искать, Мордашов пересказывает историю, очень похожую на историю Глеба: «Недавно поступил к нам один человек, его сокурсники запереживали, где он, и объявили его в «Лиза Алерт», такая есть, поисковая, розыск людей, вот туда. Я им говорю: ну чего вы переживаете? Они даже если обратятся в полицию, в первую очередь должны к вам, к родителям, обратиться, вы скажете, что он находится на лечении. Ну и все, как-то это прошло, вот. Если в вашем случае, ну давайте так вот рассмотрим вопрос, приду я, допустим, и скажу: «Пропал мой друг, фамилия такая-то, Иванов Иван Иваныч, прошу найти». Они мне задают вопрос: «А вы кто?» — я скажу: «Я его хороший друг», они скажут: «Хорошо, нам нужно с родителями связаться, с близкими родственниками, кто там есть». В любом случае с вами должны будут связаться. Вы скажете: «У нас все хорошо, мы находимся на лечении». Каждая организация публикует какие-то новости о себе, даже если будут разыскивать его через соцсети, мы закрасим полностью. Его не будет. Всё».

На вопрос о возможности насильственного помещения в центр: «Если он будет брыкаться, вырываться, что-то вы с этим делаете, да?» Мордашов отвечает: «Разберемся на месте, чего уж».

«Нужен доступ в квартиру, приедут мотиваторы»

Я позвонила в «Неугасимую Надежду». Мне отказались предоставлять информацию о подопечных центра. Второй раз мы позвонили под предлогом желания отправить в центр совершеннолетнего родственника «лечиться от мужеложства» (запись — в распоряжении редакции), г-н Мордашов согласился принять такого «больного», назвал цену — 50 тысяч в месяц — и убедительно посоветовал не предупреждать пациента о будущей госпитализации, а просто привезти в центр в Быково под любым предлогом. А там территория охраняемая, никуда не выйдет. Чуть позже, впрочем, нам перезвонили и сообщили, что передумали: дескать, недавно у другого гея возникли проблемы — с ним не хотели делить кров другие пациенты, пришлось попросить родителей забрать. И посоветовали нам другой центр — Rehab Family, куда якобы «направляют с такими аддикциями».

Как утверждается на сайте уже этого центра, это одна из ведущих в России клиник, специализирующихся на лечении зависимостей, а также психических и психологических расстройств. Я позвонила туда с просьбой «вылечить» совершеннолетнего племянника Андрея с «неправильной ориентацией». Ответила на мой звонок очень вежливая сотрудница центра, которая пыталась войти в мою ситуацию с вымышленным Андреем:

— Смотрите, у нас клиника профильная, естественно, у нас врачи-психиатры работают с разными ситуациями. Здесь важно понять, что с вашим племянником происходит, почему у него сформировалось восприятие мира как такового и в плане сексуальных предпочтений в частности. А насчет консультаций, у нас они от семи с половиной тысяч. У нас есть формат также — стационар, стационарная программа у нас, если это короткий диагностический блок, семидневный — это стоит 250 тысяч.

Предложила привести «Андрея» самостоятельно, если не согласится, то путем уговоров и доводов.

— А когда речь идет о госпитализации, о стационарном способе, то у нас существуют выездные бригады — мотиваторы, то есть это профессиональные психологи, которые приезжают на дом, уговаривают и довозят до клиники. Но это при рассмотрении длительной стационарной программы. 28 дней, если это одноместное размещение, 650 тысяч.

— А сам выезд мотиваторов?

— Это в зависимости от локации, времени суток и от сформированной бригады — количества участвующих. По Москве от 30 тысяч. Вам необходимо обеспечить доступ к квартире, наши специалисты к определенному времени приезжают, и начинается работа на мотивацию. То есть это аргументированная и четко построенная беседа, которая направлена в дальнейшем на сопровождение до клиники.

Таким образом,

При этом никаких разъяснений потенциальным клиентам относительно сомнительности результата с научной точки зрения в нашем случае не давалось.

— Конверсионные практики очень распространены. Если какое-то время назад такого широкого распространения не было — за счет доступности информации, обращения к науке, то сейчас преобладает псевдонаучный подход, политика государства очень гомофобна, трансфобна, и, конечно, возможности для такого вида мошенничества значительные, — объясняет Валентина Лихошва, правозащитница, кандидат психологических наук, автор исследования о применении конверсионной терапии в России. — Конверсионная терапия — псевдомедицинское мероприятие, цель которой — изменение сексуальной ориентации и гендерной идентичности в пользу нормативности. Простыми словами, от гомосексуальной или бисексуальной в гетеросексуальную, а трансгендерной идентичности — на цисгендерную.

Сюда входят псевдорелигиозные методы, экстрасенсорные, насильственные манипуляции любого рода. Ставятся псевдодиагнозы: что придумали, то и написали. В любом регионе вы сейчас можете найти разные варианты: от изгнания джиннов и бесов до теории, что если не спать неделю, голодать и не пить, твоя сексуальная ориентация изменится. Самое бредовое предложение, с которым я встречалась, — изменить ориентацию через контакт с рептилоидными расами.

При этом далеко не всегда подобное «лечение» насильственно. Как уточняет исследовательница, практика большинства таких центров основана на добровольности. Исключение — организации, которые привыкли работать с людьми с зависимостями.

Ограничение свободы, лишение документов, помещение в отдаленную местность. Один из конверсионных центров есть в Мурманской области, где не ловит связь и вокруг леса. Глава этого центра абсолютно спокойно говорит:

В такого рода центрах очень многое основано на расщеплении воли и сознания: полностью подавить волю человека и потом уже внушать, что считаете нужным. Людьми, которые там работают, это не воспринимается как насилие, это для них причинение добра.

Важно, однако, отметить, что не все центры, которые работают с зависимостями, предлагают такого рода «услуги», образованные врачи, конечно, следуют медицинским принципам, максимум — предлагают терапию по принятию себя.

Кричат, запирают, бьют

В истории Глеба достоверных подтверждений того, что родители сдали его на «конверсию», у нас не было — как не было и уверенности, что они в принципе в курсе его ориентации. Оставалась вероятность, что молодой человек действительно страдает некоей зависимостью, от которой близкие решили его избавить столь радикально. Известно, что многие центры по реабилитации употребляющих наркотики людей практикуют лишение свободы, хотя благие намерения и не отменяют того, что закон эти практики считает наказуемыми. Однако хотя бы мотивацию отчаявшихся родителей при этом можно было бы понять.

Я поговорила с одногруппницей Глеба по колледжу, с которой они дружат пять лет. И услышала многое — но не о зависимости, а о домашнем насилии.

— У него такой очень характер мягкий и, можно сказать, манерный. Он общается в основном с девочками. Очень мнительный человек. Вообще боится абсолютно всего, в первую очередь родителей. За пять лет нашего общения о счастливых моментах в семье он рассказывал всего два раза. Часто просил помощи. Записывал голосовые сообщения, в которых говорил, что ему плохо, что с ним плохо обращаются: кричат, запирают, бьют.

Одногруппница продолжает рассказ:

— За то время, когда мы учились, много ситуаций было, которые шокировали всех. Одна из них касалась еды — он мне рассказывал, что если не поел в определенное время, условно в 8 часов, то в 8.15 ему приходилось прятаться, чтобы мама не знала, что он поел попозже.

— Он ничего не употреблял?

— Нет-нет-нет, не было у него ничего такого.

Я поговорила о Глебе и с другой его однокурсницей.

— Глеб довольно скрытный человек. Он мало с кем общался. Он когда пришел, от всех закрылся, мы с ним пытались вроде поговорить, он говорит: мне пока одному хорошо. Через какое-то время привык к нам. Он парень неплохой, но со своими особенностями — очень сильно переживал всегда по поводу всего. Больше всего из-за учебы и оценок. Про наркотические вещества он не рассказывал, и я не видела.

«Над ним работали»

После того как я поговорила с «Неугасимой Надеждой», почти сразу мне позвонил сам отец Глеба, видимо, ему сообщили о моем звонке. Он не очень-то хотел разговаривать по телефону под запись, несколько раз сам предлагал встретиться лично, но когда доходило до назначения места и времени, любые варианты ему оказывались неудобны. Мы говорили долго, но ответ на мой единственный вопрос: почему Глеб не выходит на связь с 18 марта, если с ним все хорошо, — так и не прозвучал.

Собеседник то переключался на вопросы обо мне, то на обвинения в адрес обратившегося ко мне Артема, то отрицал конфликты в семье, то уходил в конспирологические намеки о происках Запада и Украины: «Может, у него связь пропала, телефон пришел в неисправность, выключился за неуплату или какие-то другие причины…»; «Вообще над Глебом работали, его к чему-то готовили, и есть предположение, но пока я не хочу ничего отвечать. Но значит, это воздействие шло с той стороны на него, а никак не со стороны родителей»; «Психологическое воздействие, оказанное людьми, находившимися непосредственно рядом с ним», «какими-то веществами, я думаю, что они его снабжали».

Я много раз уточняла, почему Глеба отправили в «Неугасимую Надежду». Отец, не отрицая этого, каждый раз отвечал по-разному. То у них не было выхода, то Глеб в этом очень нуждался, то пошел туда добровольно… Вскоре оказалось, что сын якобы находится рядом с моим собеседником. Но на просьбу поговорить хотя бы по телефону следовал ответ: «Пока не вижу в этом смысла». Также он утверждал, что сын нуждается исключительно в психиатрической помощи. О встрече договориться так и не удалось. После разговора со мной отец Глеба перестал брать трубку и отвечать на сообщения.

Глеб не выходит на связь с 18 марта. На заявление о его пропаже из полиции и СК никакого ответа не пришло.

Комментируя эту историю, психолог Валентина Лихошва говорит, что новый закон «о запрете ЛГБТ-пропаганды» может стимулировать лженаучную и травматичную «терапию». Маргинализация и без того уязвимой группы людей приведет к тому, что любящие родители будут всеми силами и за любые деньги стараться исцелить своих детей от порицаемой «болезни»:

— Политика государства в этой сфере, несомненно, приведет к появлению, развитию и расширению травматичных практик. Повлечет за собой повышение уровня и суицидов, исключенности из общества и аддиктивного поведения, в том числе формирование различных зависимостей. Поэтому здесь надо ожидать только худшего.