Белгород сегодня — город, принимающий тысячи российских беженцев из приграничного города Шебекино, сел Новая Таволжанка, Муром, Журавлевка, Белянка и других. Люди, бежавшие из-под обстрелов, терзаются вопросами — не выгорели ли их квартиры, не обокрали ли их мародеры, живы ли оставшиеся соседи-старики, что стало с оставленными собаками и кошками, коровами и поросятами.
За год специальной военной операции многие белгородцы уже привыкли к работе ПВО в небе. От постоянных взрывов срабатывают автомобильные сигнализации, в домах содрогаются стены, с неба падают обломки. На улицах — множество военных, доски объявлений пестрят рекламой службы по контракту, на стенах многоэтажек — указатели, ведущие к укрытиям в подвалах. Тем временем в городе так же, как и позапрошлым летом, проходят пятничные вечеринки, на набережной парочки танцуют вальс. Белгородцы продолжают жить, будто бы как раньше — но шебекинцы после пережитого этого не понимают.
Репортаж «Новой» из летнего Белгорода.
«Да брешет этот ваш телевизор!»
Иду мимо памятника «Чернобыль 1986 — белгородцам, участникам ликвидации последствий ядерных катастроф и аварий».
Иду мимо подъездов, на стенах которых размещены указатели к укрытиям. Из багажника припаркованной машины парень выгружает канистры с водой. Хромая на одну ногу и матерясь, вносит их в одно из таких укрытий — подвал жилого дома.
Прохожу рядом с верандой ресторанчика, где компания парней и девушек чокается аперолями.
Прохожу ЗАГС. Один из гостей на свадьбе, рослый мужик, пытается открыть бутылку шампанского. Пробка летит гостям под ноги. Шампанское бьет фонтаном. Мужик мокрый, хохочет.
Пока иду — в небе пару раз сильно грохает. Работает ПВО. Это несравнимо ни с самой громкой петардой, ни с любым салютом по звуку. Это ни с чем не перепутать.
Фото: Татьяна Васильчук / «Новая газета»
Центр Белгорода. Парк имени Ленина. Здесь, в культурном центре «Октябрь», где обычно проходят концерты и выставки, — один из пунктов выдачи гуманитарной помощи. Ко входу подъезжает разноцветный музыкальный паровоз, запевает: «…И тогда наверняка вдруг запляшут облака» — из последнего вагончика машут малыш с мамой. Две девчонки хохочут у прилавка с лимонадами и кофе, берут себе мохито и падают на лавку рядом. Затягиваются вейпами. «Здесь люди с черными пакетами. Там люди с черными пакетами», — смеется одна из девочек.
А вокруг действительно десятки людей с черными пакетами. Не только в парке, во всем городе. Это беженцы из Белгородской области, а в черных пакетах у них — гуманитарка. Полотенца, прокладки, щетки, пасты.
Бабушка в тапочках и бордовом сарафане в цветочек медленно переставляет ноги. Подходит к окошку выдачи. Берет из рук парня-продавца разогретый пирог и стаканчик чая. Осторожно протягивает ему в окошко зарядку и крохотный кнопочный телефон:
— Сынок, я прошу прощения. Мы тут долго будем стоять, можно я у тебя заряжу?
Очередь в пункт выдачи гуманитарной помощи в культурном центре «Октябрь». Фото: Татьяна Васильчук / «Новая газета»
Длинная очередь выстроилась под тентом с поздравлением: «С Днем Великой Победы, белгородцы!» Из дверей здания «Октября» выходят дед с мальчиком, у деда в руках — прозрачное ведро, в нем — туалетная бумага, пачки влажных салфеток и зубная щетка. Садятся рядом. Дед закуривает. К нам на скамейку подсаживается женщина с двумя пакетами — из одного под ноги выпадает пачка «Роллтона». Она наклоняется за ней — и не выдерживает. Слезы сами вырываются:
— Мне бы тапки какие-то, но не нашли ничего, эти у меня развалились, — она показывает свои ботинки, в некоторых местах они протерты до носков. — Ну что мне еще надо? Раз — футболка, два — трусы, три — штаны. Тапки бы еще только… Химию (стиральный порошок в наборе. — Ред.) я внучке отдам. А мне что надо? Мне уже ничего не надо. Я с Таволжанки. Там, где танки во дворе стояли. Муж у меня умер три года назад, мне дом оставил. Не знаю, есть еще наш дом или нет его, — Надя, ее зовут Надя, так плачет, что ей приходится часто вздыхать и переводить дыхание. — Думали, вернемся уже первого числа. Вчера ролик смотрели по интернету: прямо по нашей улице техника шла. Я только стену нашего дома увидела, дальше не увидела… Что-то я расплылась, — Надя закрывает лицо.
— Представьте, ну как это — дом оставить? Всю жизнь проработать на этот дом. Потом докажи, что он там стоял. У нас триста метров до границы, мы спокойно жили, овраг у нас там был шесть метров шириною, проволока. Мы вообще не думали, что такое может быть.
Дед с внуком сидят рядом с нами молча. Мальчик доедает вафельный рожок с шоколадным мороженым.
Тут к нам подходит пожилая дама в красном пиджаке и кокетливой соломенной шляпке с бантиком. В руках у нее тоже вафельный рожок. Спрашивает:
— Извините, а что это за очередь?
— На получение гуманитарной помощи. Беженцам. Шебекино, Таволжанка. Где бомбят, — со слезами в голосе объясняет Надя.
— Это я знаю. Я даже не подумала, что они и здесь могут быть, — удивляется дама, — Та я сама с Харькова, с Украины.
У культурного центра «Октябрь». Фото: Татьяна Васильчук / «Новая газета»
Эта информация никого не удивляет. Надя продолжает:
— Вот сижу не знаю, цел ли наш дом… Или завтра разбомбят. Может, уже бомбить нечего.
— Та вы шо? — удивляется дама в шляпке, — Ушли же уже. Я телевизор смотрю: все там уже нормально…
Тут взрывается дед рядом с нами: «Да брешет этот ваш телевизор! Больше его смотрите! Бьют «Градами».
Деда зовут Павел Сергеевич. Он из Шебекина.
— А я вот выезжала так — через Волчанск, через Шебекино, да-да, — вспоминает дама с мороженым и испуганно отходит.
— Я школу строил в Таволжанке. Школы нет, — говорит мужик, стоящий позади нас. — Брат звонит утром, говорит: так били сегодня ночью «Грады». Вот что осталось — то добивают. Вон видите, мужик в синем идет, работал на скорой, скорую разбили, все машины побили. Ко мне снаряд в огород упал.
— Я тикал так… — вспоминает Павел Сергеевич. — Бабка мне звонит с Белгорода: «Возьми из дома с собой подушек». Я выскочил, а кинуть их не могу в машину — она прыгает. Я кидаю, гляжу — там горит, там горит. Все, думаю, тикай! Квартиру закрыл — не закрыл… Не знаю! Соседка моя, 84 года, звонит, говорит: «Я сидела, считала снаряды. Тринадцать снарядов. И все к вам за дом летят».
Тут Надя вдруг говорит: «Они нам не верят». Это про белгородцев.
— Они не верят. Они ходят, веселятся, пиво пьют, — подтверждает Павел Сергеевич. — Одна сидит в автобусе: «Ой как классно, шебекинцам «гуманитарную» раздают». Да не нужна мне твоя «гуманитарная»! Как жить, когда ложишься спать и думаешь, а проснешься или нет?
— Иди поживи попробуй, — чуть ли не кричит Надя. — Хоть раз услышь, как этот снаряд тебе свистит над ухом!
«Опасно же, наверное, в Белгороде оставаться?»
- «Добрый вечер. Бабушке из Шебекина, 97 лет, инвалид 1-й группы, очень необходим противопролежневый матрас, может, у кого-то есть помогите, пожалуйста».
- «Здравствуйте, помогите, пожалуйста, может, есть кастрюлька, сковородочка небольшая, живем с мужем-инвалидом в БГТУ Шухова, будем рады любой помощи».
- «Здравствуйте, нужна помощь! 57 лет. Из Шебекина. Зарегистрировалась в ПВР, в ожидании какого-то определения с жильем. Красный крест помощь не выдает, так как нет льгот. До пенсии еще год. Дохода нет. Была работа в Шебекине, сейчас нет ее. Средств нет совсем. Нет возможности что-либо приобрести. У меня кот. В ПВР нет лотка, переноски, корма. Дали 4 пеленки и бумажный ящик для туалета кота, 4 пакетика жидкого корма «Вискас». Нужна переноска и лоток, нужен корм. Помогите, пожалуйста».
Это — лишь немногие из тысячи просьб о помощи в телеграм-канале «Помощь Шебекино № 1». В ответ там публикуются сотни предложений помочь: бесплатно пожить в доме, забрать даром детские вещи в хорошем состоянии, размещают и вакансии, которые сейчас особенно нужны людям, потерявшим и дом, и заработок — все.
На базе учебно-спортивного комплекса Светланы Хоркиной находится самый большой пункт временного размещения Белгорода. Здесь на койках в огромном спортивном зале размещены сотни людей. Те, кому не к кому ехать. Те, кто сам не может о себе позаботиться. Одинокие старики.
Пункт временного размещения на территории учебно-спортивного комплекса Светланы Хоркиной НИУ «БелГУ». Фото: Александр Рюмин / ТАСС
У ступеней центра стоит детская коляска. На сиденье лежит записка: «Коляска хорошая!!! Кому надо — берите». Здесь же — доска объявлений. Вся обклеена листовками с предложениями о работе:
- «Приглашаем подсобных рабочих для работы в поле в районе села Никольское».
- «В столовую «Газпрома» требуются — посудомойщица, уборщица».
- «Муниципальное бюджетное учреждение «Управление Белгорблагоустройство» приглашает на постоянную работу в городе Белгороде: уборщиков территорий, грузчиков, дорожных рабочих».
Внутри, на первом этаже здания, — столы регистрации, стойки информации о льготах и переселении. За одним из столов сидит женщина с полностью перевязанной рукой — ближе к плечу через бинт виднеется кровавое пятно.
Доска объявлений с вакансиями работы у входа в пункт временного размещения. Фото: Татьяна Васильчук / «Новая газета»
Снаружи, рядом со зданием, стоит автобус. За приоткрытую дверь водителя держится хрупкая красивая девушка. У нее тонкие руки, ножки, она широко улыбается, но еле стоит. Просит поддержать ее под руку, пока муж не вернется: «У меня ни палочки, ничего, все одной рукой, боюсь, упаду». Вика. Вика рассказывает, что у нее инвалидность: одна сторона тела плохо работает. Она медленно говорит, стараясь четко произносить слова. Она всю жизнь прожила в Новой Таволжанке:
— А сейчас нас в Старый Оскол переселяют. Куда поселят — туда поселят. Ой, господи, страшно. Я боюсь в каком-нибудь бомжатнике поселят — я вообще умру, — Вика очень нервничает, говорит очень сбивчиво.
— Я была дома одна. К окну подошла, у меня там документы лежат. Обстреливать начали — стекло все на меня посыпалось. Инвалидную коляску не забрали, там оставили, я-то хожу, но левая рука совсем не работает.
Сумки собрала. Говорю: я тикаю. А куда тикать — не знаю. Девочка подружка у меня вообще сейчас тройней беременна. Ты представляешь, тройней! И куда? Опасно же, наверное, в Белгороде оставаться, да? Ну вот куда тикать?..
Вика все время улыбается, но хмурится, когда начинает вспоминать. Крепко сжимает мою руку своей маленькой ладошкой. Говорит про свою любимую собаку:
— Собака, собака моя, шесть лет со мной прожила. Она такая верная… Я переживаю за нее. Выпустила. Но что делать… Знаешь, я одной рукой рассаду садила, было еще ничего, было тихо. Смотрю: утки на яйцах сидят. Потом стрелять начали. Мы ушли, за вещами через три дня вернулись — утки с утятами уже в озере плавают. Ты представляешь? Жизнь все равно идет. Идет жизнь.
Белгород. Указатель к месту укрытия. Фото: Татьяна Васильчук / «Новая газета»
«Почему так больно, мама?»
Девушка с рюкзачком за плечами ставит на кассу в «Пятерочке» две заполненных корзинки с шампунями, ватными дисками, станками. Продавщица на кассе чуть вопросительно на нее смотрит, улыбается: «Это вы не шебекинцам?»
— Шебекинцам, — отвечает девушка, — Хочу в общежитие отнести.
— М-м, — протягивает женщина, пробивая товары. — Все шебекинцам, шебекинцам. Я все думаю: нам прям легче живется… Лупасят каждый божий день.
— Да разве это лупасят? По сравнению с тем, что там, — восклицает девушка.
Фото: Татьяна Васильчук / «Новая газета»
Рядом Парк Победы. Две бабушки торгуют черешней, желтой с розовыми бочками. У берега речки Веселки рыбачит дед. Позади него — внучки, наблюдают за поплавком. Наблюдают и селезни. Они тоже притаились и внимательно смотрят куда-то на воду. Я останавливаюсь, смотрю на речку. Позади меня на скамейке парень в военной форме и пожилая женщина. Худенькая, в сиреневой курточке, держит его чуть под руку. Мне кажется, это его мама. Он смотрит под ноги.
— Если опять мобилизуют… Понимаешь, я не то что не хочу… Я не не хочу, — он говорит очень монотонно, не поднимая глаз. — Мне кажется, я вообще уже ничего не хочу.
Женщина сжимает рукав его куртки.
За несколько дней, что я провела в городе, все разговоры вокруг — о спецоперации. Правда, здесь ни разу не слышала это слово. Все называют ее по-другому.
Рядом со спортивным центром «Космос», где тоже расположен пункт выдачи гуманитарной помощи, — плакаты с портретами.
- «Наш земляк лейтенант Владислав Витальевич Михайличенко 02.06.1999 — 22.10.2022. Награжден орденом Мужества (посмертно)»;
- «Наш земляк рядовой Владислав Владимирович Жаворонков 21.11.2000 — 13.03.2022. Награжден орденом Мужества (посмертно)».
Рядом на скамеечке женщина, у нее маленькая шляпка и такая же маленькая сумочка в руках, она ждет дочку из очереди, показывает куда-то на вход: «Вот женщина в зеленом идет, она с Новой Таволжанки. Она рассказывала: мы из дому выглядываем, а у нас военные под окнами стоят. Говорят: «Быстро уезжайте». Они в машину прыгнули и все, вообще ничего не взяли… Дочка вечно с телефоном. Туды-сюды. Я ей чего-то говорю, она вообще не слышит меня. Пойдем кушать, она мне — «сейчас». Я говорю: успокойся, а то давление бахнет. Конечно, переживает. Говорит мне:
«Почему так больно, мама? Почему так больно?» Кошка Маруська осталась. Любит она ее очень, переживает страшно. Пока вроде бы дом был неразрушенный, но что дальше будет… Глядим, где там попадает, — вроде как непохоже. Столько лет это все отстраивали. А как вот у них на Украине, не так, что ли? Они такие же. Несчастные люди».
