«В Германии, — гласил закон, — существует только одна партия, НСДАП, все другие запрещаются. Если кто-либо будет принимать меры к поддержанию организационной структуры какой-либо другой политической партии или к созданию новой политической партии, тот наказывается смирительным домом до 3 лет или тюрьмой от 6 месяцев до 3 лет».
Гитлеровская «революция» этим актом завершилась.
К середине 1930-х мир, кажется, окончательно рехнулся.
Сэр Эрик Франс, посол Великобритании в Германии, писал в дневнике: «Похоже, герр Гитлер проникся неподдельной симпатией к мистеру Идену (министр иностранных дел Великобритании. — Ред.), которому явно удалось заставить это странное создание проявить некоторые человеческие качества, которые, на мой взгляд, спали в нем беспробудным сном».
Марта (дочь американского посла Додда) написала своему другу, писателю Торнтону Уайлдеру, что «Гитлер явно меняется к лучшему». Сам посол Уильям Додд сообщал Рузвельту 12 августа 1933 года: «Народ Германии имеет право самостоятельно принимать политические решения. Другим народам следует сохранять терпение, даже если в этой стране творятся жестокость и несправедливость. Дайте немецкому народу возможность реализовать его планы».
Планы реализовать дали.
Как дела в Дахау?
12 февраля 1934 года лагерь посетил американский квакер Гилберт Макмастер. Ему разрешили встретиться с одним из заключенных, бывшим депутатом рейхстага 62-летним Георгом Симоном, арестованным за социалистические убеждения. Макмастер сел на поезд в Мюнхене и через полчаса был на платформе в Дахау — «деревне художников», как он называл это место. Еще полчаса пешего хода, и квакер добрался до лагеря.
Увиденное его удивило.
«Отсюда поступает больше сообщений о зверствах, чем из какого-либо другого немецкого лагеря. Но, на взгляд стороннего наблюдателя, условия здесь лучше, чем в любом другом лагере из тех, что я видел».
Лагерь размещался в здании бывшего порохового завода. «Бараки для рабочих более добротные, чем в других лагерях, в цехах паровое отопление, — отмечал Макмастер. — Похоже, условия содержания в Дахау лучше (особенно в хорошую погоду), чем во временных лагерях, расположенных в зданиях бывших фабрик и ферм. И вообще, в целом Дахау больше похож на регулярное пенитенциарное заведение, чем на временный лагерь».
Заключенного Симона вскоре привели в караульное помещение, где с ним встретился Макмастер. Узник был одет в серую тюремную робу; казалось, с ним все в порядке. «Он ни на что не жаловался, — писал Макмастер, — разве что на приступы ревматизма».
Квакер даже решил, что в Дахау по-своему красиво. «Утро выдалось очень холодное. Накануне вечером был туман — такой густой, что я с трудом нашел свою гостиницу. А сегодня утром небо окрасилось в цвета баварского флага: оно было ярко-голубое, по нему плыли белые облака. От ночного тумана осталась лишь изморозь на деревьях. Все вокруг было покрыто сверкающим ледяным кружевом, что придавало лагерю какой-то неземной, сказочный вид. Ветки берез, росших на окрестных болотах, сияли на солнце, словно украшенные бриллиантами».
Жилые помещения в лагере Дахау, 1933 г. Фото: akg-images / EAST NEWS
…В июне 1933-го комендантом Дахау был назначен офицер СС Теодор Эйке. Он составил свод правил, которые позже были приняты во всех нацистских лагерях. Правила вступили в силу 1 октября 1934-го.
«Толерантность — это слабость, — писал Эйке во введении к своему кодексу. — В свете этих представлений меры наказания должны безжалостно применяться всякий раз, когда этого требуют интересы отечества». Мелкие проступки карались ударами палкой и одиночным заключением.
«Всякий, кто позволит себе уничижительные или иронические замечания в адрес офицера СС, либо сознательно опустит положенное уважительное обращение к нему, либо тем или иным образом продемонстрирует нежелание подчиняться дисциплинарным мерам», получал 8 дней одиночного заключения и 25 ударов палкой. Поистине всеобъемлющая статья 19 регламентировала «разовые наказания» — выговоры, избиения и «привязывание к столбу».
В другом разделе приводились основания для казни через повешение.
Казнь грозила за разговоры о политике с другими заключенными и несанкционированные собрания «с целью агитации».
Узник мог оказаться на виселице даже за сбор «истинных или ложных сведений о концентрационном лагере», получение таких сведений или разговоры о них с другими заключенными. «Если заключенный попытается бежать, — предписывал Эйке, — в него следует стрелять без предупреждения». Эйке подчеркивал: «Предупредительные выстрелы категорически запрещаются».
Эйке Первую мировую закончил унтер-офицером, хотя и с орденами. Нигде не учился. Был полицейским осведомителем, но на этой должности (как и на всех других) не удержался. Тем не менее в короткие сроки он превратил Дахау в образцовый концентрационный лагерь с исключительно дисциплинированной охраной и невыносимыми условиями содержания заключенных. Среди тех, кто прошел службу под началом Эйке, были Адольф Эйхман (оберштурмбаннфюрер СС, известен как «архитектор Холокоста». — Ред.), будущий комендант Освенцима Рудольф Хёсс, комендант Бухенвальда и Майданека Карл Отто Кох.
Теодор Эйке. Фото: Bundesarchiv
Эйке произвел сильное впечатление на Гиммлера, и в мае 1934 года был назначен Инспектором всех концентрационных лагерей СС. Когда Гитлер физически ликвидировал своих основных соперников в борьбе за власть («Ночь длинных ножей», 30 июня 1934 года), Эйке вместе с подчиненными ему охранниками Дахау лично принимал участие в аресте и убийстве товарищей по партии. Именно Эйке и его адъютант Липперт пришли в камеру к арестованному начальнику штаба штурмовиков Рёму и предложили ему застрелиться. Рём отказался, тогда Липперт застрелил его сам. Во время Второй мировой войны Эйке командовал созданной им эсэсовской дивизией «Тотенкопф». Ни чужих, ни своих солдат он не жалел, при прорыве из котла под Демянском (Новгородская область) дивизия, например, потеряла 80 процентов состава.
26 февраля 1943 года его самолет сбили. Эйке был похоронен с воинскими почестями. Точное местонахождение могилы неизвестно.
Осенью 1941 года в концлагеря стали массово перевозить и уже там казнить пленных советских командиров и политработников — было убито по меньшей мере 34 000 человек. В Дахау расстрелы осуществлялись на полигоне Хебертсхаузен.
29 апреля 1945 года, при освобождении концлагеря 45-й пехотной дивизией США произошла «бойня в Дахау», когда американские солдаты и бывшие узники лагеря на протяжении нескольких часов избивали и убивали охранников лагеря, сдавшихся в плен без сопротивления. Из пятисот шестидесяти охранников лагеря:
- Расстреляно на месте — 122
- Убито заключенными — 40
- Расстреляно из пулеметов — 358
- Убито в перестрелке — 30
- Бежало — 10
…Предупредительных выстрелов, судя по всему, не было.
Казнь солдат СС на угольном складе в районе концлагеря Дахау во время освобождения лагеря. Фото: Public Domain
«Евреи, сдохните!»
«На первый взгляд могло показаться, что преследования евреев тоже немного ослабли. Во время моего недавнего пребывания в Берлине жизнь в городе производила впечатление вполне нормальной. В атмосфере не чувствовалось напряженности. Почти все вели себя очень учтиво, — писал Дэвид Швейцер, один из руководителей американского «Джойнта» (крупнейшая еврейская благотворительная организация, созданная в 1914 году. — Ред.).
— Возможно, такова реальная ситуация, а возможно, положение в стране тщательно скрывается, — осторожно продолжает Швейцер. — Так или иначе, один американец, который провел здесь всего неделю по пути в соседнюю страну, говорил мне, что не понимает, почему весь мир так встревожен, — этот человек не видел в стране ничего такого, что указывало бы на какие-либо события, способные вызвать тревогу».
Правда, были и другие свидетельства.
«Вокруг нас был на редкость дружелюбный, приветливый мир. Весенний мир. Мы целовались часа два, не меньше, и каждые десять минут мимо нас проходил чуть ли не целый школьный класс. По-видимому, в школах проводился единый «день здоровья»: шагали румяные славные мальчики; тут же были и пастыри, опекавшие и бдительно сторожившие своих овечек, — учителя, мужчины с бородкой или в пенсне, как оно и приличествует наставникам молодежи. Каждый класс, проходя мимо нас с Чарли, дружно поворачивал головы в нашу сторону и радостными мальчишескими голосами выкрикивал будто праздничное приветствие: «Juda, verrecke!» Может быть, это касалось не нас? Я не похож на еврея, у Чарли тоже внешность не характерно еврейская. Может быть, это новая, симпатичная такая форма приветствия? Не знаю. Вероятно, они орали это нам, рассчитывая на реакцию.
Вот так я и сидел на весеннем холмике, обнимая маленькую, нежную, прекрасную девушку, целовал ее, а мимо топали бодрые, спортивные мальчики и громко требовали, чтобы мы сдохли».
Автор этих строк Себастьян Хафнер (настоящее имя Раймунд Претцель), немецко-британский журналист, публицист, историк. По образованию юрист. В 1938 году он, сын известного немецкого педагога и крупного чиновника, стал эмигрантом, работал в английской газете The Observer. В Германию вернулся в 1954 году корреспондентом этой газеты, вскоре стал колумнистом журнала «Штерн».
Известность Хафнеру принесли несколько биографических и исторических книг по немецкой и европейской истории XIX‒XX веков. Особенным успехом пользовались его книги о Гитлере и национал-социализме.
Себастьян Хафнер. Фото: Teuto via Zeit Online
В своих воспоминаниях «История одного немца» (мемуары написаны в 1939 году, опубликованы после смерти Хафнера его сыном, Оливером Претцелем, в 1999-м) Хафнер характеризует 1 апреля 1933 года (день бойкота еврейских магазинов) как решающее событие, предопределившее его отказ от карьеры юриста.
Считаю необходимым оговориться: Раймунд Претцель — чистокровный немец. Но нетипичный.
В качестве публицистического оружия начатая книга показалась Хафнеру недостаточно действенной. Он прервал работу над ней, чтобы написать исследование «Германия. Джекил и Хайд». Эта книга — первый, еще эскизный социально-психологический портрет Гитлера. Автор предсказывает самоубийство фюрера в результате военного поражения и приводит, в частности, социограмму Германии конца 1930-х годов (идейные национал-социалисты — 20%, лояльное к ним население — 40%, нелояльное население — 35%, оппозиция — 5%), дает характеристику каждой группы. Одновременно Хафнер замечает, что воздействие контрпропаганды на них будет минимальным: нацистскую Германию можно сломать только извне, только военным ударом.
Книга пользовалась успехом в Великобритании. Уинстону Черчиллю она понравилась настолько, что он настоятельно рекомендовал военному кабинету ознакомиться с ней.
Хафнер умер в 1999-м в возрасте 91 года. После его смерти сын обнаружил в архиве отца незаконченную книгу «История одного немца». В 2000 году она была опубликована. Как и «Некто Гитлер», «История одного немца» стала бестселлером в Германии. Была переведена на несколько европейских языков. На русском «История…» вышла в 2016-м, «Некто Гитлер» — в 2018-м.
- «В истории возникновения Третьего рейха есть одна неразрешимая загадка, которая, как мне кажется, еще интереснее, чем вопрос о том, кто же поджег рейхстаг. Вот эта загадка: а где, собственно говоря, были немцы? Еще 5 марта 1933 года большинство их голосовало против Гитлера. Что стало с этим большинством? Оно умерло? Исчезло с лица земли? Или, хоть и не сразу, но сделалось нацистским? Как могло случиться то, что с их стороны не было ни одной заметной реакции?»
- «Очень многие, почти решившиеся на этот шаг (эмиграцию. — П. Г.), все-таки его не сделали; эти люди в ужасе от тех преступлений, что совершаются от их имени, но они не в силах отрешиться от своей ответственности за них и тщетно бьются в сети мнимонеразрешимого конфликта: должны ли они принести в жертву своей стране свой взгляд на вещи, свою мораль, человеческое достоинство и совесть?
Ведь то, что они называют «невиданным подъемом Германии», показывает, что приносить эти жертвы выгодно, что за такие жертвы вознаграждают. Они не замечают и того, что своему патриотизму они приносят в жертву не только себя, но и свою страну». - «В январе 1933 года, когда Гитлер стал рейхсканцлером, в Германии было шесть миллионов безработных. Спустя три коротких года в Германии была полная занятость, ни одного безработного. Вопиющая нужда и массовая бедность сменились всеобщим, да, скромным, да, невеликим, но благосостоянием. И что не менее важно: на место безнадеги и беспомощности пришла уверенность в завтрашнем дне, пришла стабильность.
Было ли экономическое чудо тридцатых годов действительно достижением Гитлера? Приходится, несмотря на все мыслимые возражения, ответить утвердительно.
То, что это чудо в руках чудотворца стало не благом Германии, другое дело». - «За неполные двадцать лет из абсолютного ничтожества он (Гитлер. — П. Г.) стал центральной мировой фигурой, и все ему удается, даже то, что, казалось бы, никому удастся не может, а ему удается все, все!»
Отвлекусь от неумеренного цитирования замечательной книги. Об «экономическом чуде» гитлеровской Германии специалистами всего мира написаны тома, в которых наряду с признанием того, что его министр экономики Ялмар Шахт был гением, с неотвратимостью следует: все должно было неминуемо (и очень скоро!) закончиться, катастрофы было не избежать. Отсутствие валюты для импорта, катастрофическое сокращение экспорта, небывалая возгонка военных расходов… Значит — что?
Единственный ответ: война! Если не можем произвести сами — отберем у тех, кто может.
И уже в ноябре 1938 года в речи перед главными редакторами отечественных СМИ Гитлер дал понять, что все его обещания беречь мир — не более чем дымовая завеса:
«Обстоятельства вынуждали меня годами говорить лишь о мире. Только благодаря постоянному подчеркиванию немецкой воли к миру и наших мирных намерений мне удалось вооружить немецкий народ современными средствами обороны и нападения, каковые являются необходимым условием для новых и новых неизбежных шагов».
- «Кого не найти во всей мировой истории, так это человека, который, подобно Гитлеру, приложил бы столько усилий, чтобы достичь результата прямо противоположного тому, которого он хотел достичь».
- «Ответственный государственный деятель никогда не решился бы на войну с Россией в 1941 году — войну, к которой никто его не принуждал. Однако Гитлер чувствовал ответственность только перед самим собой, а его интуиция неизменно твердила ему одно и то же в течение пятнадцати лет, с тех самых пор, как он сформулировал это в «Моей борьбе»: «Гигантская империя на востоке готова к гибели». Он столь слепо доверял своей интуиции, что не позаботился о снабжении немецкой армии зимней формой одежды».
- «Немцы тогда действительно были очень честолюбивым народом — честолюбивым и одновременно политически абсолютно беспомощным. Два этих обстоятельства давали Гитлеру шанс».
- «Прежде, рассматривая жизнь Гитлера, мы столкнулись с довольно-таки чудовищным фактом: он подчинил свой политический долгосрочный план биологическому времени своей личной жизни. Сейчас мы столкнулись с чем-то похожим, а именно: он сознательно разрушил способность нормального функционирования государства своим личным всевластием и своей незаменимостью, причем с самого начала. Способность нормального функционирования государственного аппарата зиждется на конституции, писаной или неписаной, не так уж важно. Третий рейх с осени 1934 года не имел ни писаной, ни неписаной конституции, он не знал и не признавал основные права, которые ограничивают всевластие государства по отношению к своим гражданам.
У него было совершенно правильное ощущение: даже самый могущественный человек при конституционном строе неизбежно сталкивается с тем, что приказать можно не все и не всем, и должен позаботиться о том, чтобы дела в государстве могли идти полным ходом и без него. Ни того, ни другого Гитлер не хотел и поэтому упразднил конституцию, ничем ее не заменив. Он хотел быть не первым слугой государства, но вождем — абсолютным господином; и он правильно понял: абсолютное господство невозможно в нормально действующем государстве, оно возможно только в укрощенном хаосе. Поэтому он с самого начала заменил государство хаосом, и — надо отдать ему должное — до самых своих последних дней он прекрасно умел укрощать этот хаос».
Учебный марш курсантов Имперской школы подготовки руководящего состава СА. Имперская школа в замке Харнекоп под Вриценом (Бранденбург), 1932 г. Фото: Bundesarchiv
Повторение пройденного «Закон от 14 июля» закрепил то, что уже было достигнуто в ходе кампании нацистского террора и полной капитуляции оппозиции: он узаконил однопартийное государство в Германии, которое просуществовало 12 лет. На «выборах» в рейхстаг 12 ноября 1933 года (на предыдущих, в апреле того же года нацисты — находясь у власти! — получили 43,91%) 661 место (100%) получила нацистская партия. Рейхстаг, когда-то служивший ареной демократических (правда, бесплодных) дебатов, превратился в форум, где Гитлер выступал с речами и другими политическими заявлениями перед послушной аудиторией.
После падения нацистского режима союзные оккупационные власти приступили к «денацификации» немецкого законодательства. Соответственно, Закон Контрольного совета № 1 от 20 сентября 1945 года отменил 25 конкретно перечисленных нацистских законов или постановлений, среди которых — Закон против создания партий. По мере восстановления политической свободы в американской, британской и французской зонах оккупации многие из бывших веймарских партий были восстановлены, включая Социал-демократическую, Коммунистическую и Центристскую партии.
