Итак, Ленин злонамеренно подарил Украине Донбасс, Херсон, Одессу… Хрущев — Крым. Сталин — подарил западные земли Польше. Горбачев — раздарил Прибалтику (эстонцам, латышам, литовцам)… Северный Казахстан (исконно русские земли) тоже кто-то кому-то когда-то подарил. Без подарков одни, кажется, белорусы и остались. Хотя…
Лукашенко еще в 2013 году попросил у нашего президента кусок российской территории, и тот вроде бы не отказал. «Мы были недавно с Путиным в Калининграде — летели на вертолете. Я смотрю: вы же не пашете землю! Эти же земли когда-то самыми лучшими были в Советском Союзе, процветающий был край — вы ж ничего не пашете! Я Владимиру Владимировичу говорю: «Отдай мне вот эти, эти земли». — «Согласен…» Живой рассказ, потрясает самое смелое воображение.
Вся европейская история, оказалось, состоит из подарков за счет России. Вот только экономный хозяин Сталин «подарок Польше» сделал за счет Германии. Но мы все равно полякам об этом напомним.
О чем и поведал членам Совета безопасности, а заодно и всему миру президент Путин. Сами подарили, сами и напомним.
С чего бы, кстати?
Кто бы и что кому ни «дарил», существуют в мире законы и правила, действующие международные соглашения, договоры, и если начать их произвольно пересматривать в соответствии со своими (сомнительными, надо сказать) историческими познаниями, далеко мир зайдет. Или уже зашел?
Белорусам (вместо земель?) «вагнеровцев» подарили. Сначала те, правда, на Москву собирались, совсем было дошли, но — спасибо Лукашенко, разрулил ситуацию. Правда, «Вагнер» уже и его «начал напрягать», на Польшу, говорит, собрался, на НАТО…
Вообще-то даже просто пересказать происходящее не получается, слов нет. Выслали черт-те сколько хорошо вооруженных людей на чужую границу. А им там что-то «не понравилось». И президент страны, которая их приняла, руками разводит: «напрягают»…
Так вот, о подарках. Это, конечно, новый термин. До настоящего времени в международных отношениях не употреблялся. И Россия — раздаривать-то земли раздаривала, но границы ее с каждым веком все расширялись и расширялись.
Болеслав Храбрый I. Миниатюра из «Польской хроники» Мацея Меховского (1519 год)
Возьмем для примера один силезский город — Вроцлав, когда-то Бреслау. Заглянем в энциклопедию. К 990 году Вроцлав и вся Силезия были завоеваны польским князем из династии Пястов Мешко I. В 1000 году его сын Болеслав Храбрый и император Священной Римской империи Оттон III учредили в городе римско-католическое епископство. В это время население города насчитывало около тысячи человек.
В 1109 году германский император Генрих V послал войско против Болеслава Кривоустого. Германское войско потерпело поражение в этой битве, а поле битвы стало известно в истории как «Собачье поле». После смерти Болеслава в 1138 году Вроцлав стал столицей княжества Силезия, которое вскоре было разделено на уделы. В 1241 году Вроцлав взяли и разорили монголы.
Немного позже на южном берегу реки, на месте сегодняшнего университета, обосновались первые немецкие поселенцы. Там они построили новый город. Восстановленный после нашествия монголов в 1261 году, он получил магдебургское городское право.
Вроцлав оставался под властью князей из династии силезских Пястов до 1335 года, когда Вроцлавское княжество после смерти князя Генриха VI Доброго перешло под власть Чешского королевства (Богемии).
С 1335 года в составе Чешского королевства Вроцлав стал ареной борьбы между Чехией, Польшей и Венгрией. С конца XV века вместе с остальной Чехией оказался под властью Габсбургов, усилилась германизация города.
В 1741 году Бреслау был присоединен к Пруссии.
В нацистский период (с 1933) был изменен герб города, а многие пригороды и районы, носившие славянские названия, переименованы. Польское и чешское, еврейское меньшинства преследовались и отправлялись в концлагеря.
В 1939 году Гитлер начал войну, завоевал пол-Европы, но в 1945-м был разгромлен. Бреслау оборонялся вплоть до 9 мая.
В общем, дарить Бреслау можно было многим, на выбор. Австрийцам, чехам, полякам… Монголам даже.
Польские пленные, взятые Красной Армией. Фото: википедия
«Тогда Западу будут выставлены новые требования»
Сталин «подарил» его Польше. Справедливости ради, отметим: не один он. Черчилль и Рузвельт стремились компенсировать полякам то, что заберет у поляков на востоке Сталин, отдав им вместо этого часть Германии и Восточной Пруссии. Черчилль высказал это предложение на вечерней встрече в первый день конференции в Потсдаме: «Польша могла бы передвинуться на запад, как солдаты, делающие два шага к сближению. Если Польша наступит на несколько пальцев на ноге Германии — ничего не поделаешь».
Но с марта 1945 года, еще за три месяца до Потсдамской конференции, советское командование передало польским властям под административное управление Силезию, Померанию, Данциг и южную часть Восточной Пруссии. Ее северная часть, нынешняя Калининградская область, была объявлена советской территорией. Практически состоялось присоединение к Польше земель к востоку от Одера и Нейсе.
Польское правительство спешило поставить западные союзнические державы перед свершившимся фактом, для чего приступило к принудительной депортации немцев, не успевших бежать на Запад или же вернувшихся к месту прежнего проживания.
Одновременно проводилась зачистка бывших активных нацистов, хотя в Польше оставались или туда вернулись лишь те, кто считал, что у него нет оснований опасаться преследований.
Немецкие историки оценивают количество жертв этих чисток в двести тысяч человек, польские историки называют цифру в четыреста тысяч. Весной и летом 1945 года больше полумиллиона немцев было депортировано в Советский Союз — на работы, более трети из них не пережили депортации.
Вообще-то поляки поощрение заслужили. Их движение сопротивления, включая Армию Крайову, Польское подпольное государство и Войско Польское, было крупнейшим во всей оккупированной немцами Европе. В период оккупации в Польше не было коллаборационистского правительства, а довоенный премьер-министр страны Казимеж Бартель был убит немцами за отказ его сформировать. Вспыхнуло несколько польских восстаний против Германии, включая Замосцкое и Ивенецкое восстания, операцию «Остра Брама», Львовское и Варшавское восстания. Во время последнего рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер обрисовал будущее Варшавы: «Город должен полностью исчезнуть с поверхности земли и служить только транспортной станцией для вермахта. Каждое здание должно быть разрушено до основания».
Но с польским правительством, которое под ударами вермахта и Красной армии в 1939 году бежало в Лондон, отношения у СССР складывались сложно.
Когда в 43-м немцы в лесу под Смоленском случайно раскопали могилы польских офицеров, расстрелянных НКВД за три года до этого, они, конечно, не могли не использовать это по полной программе. В кои-то веки Геббельсу попали в руки не крапленые, а самые настоящие козыри, и его пропагандисты развернулись вовсю.
Польское правительство в изгнании (наш союзник, между прочим) обратилось в Москву за разъяснениями. Советские власти ответили небывалыми по ожесточению обвинениями в адрес поляков.
В «Правде» от 19 апреля 1943 года под заголовком «Польские сподручные Гитлера» был опубликован резкий отлуп. Черчилль, пытаясь как-то смягчить удар, написал Сталину. Сталин ответил: «…Должен Вам сообщить, что дело перерыва отношений с Польским правительством является решенным. Этого требовали все мои коллеги. Я был вынужден также считаться с общественным мнением Советского Союза, которое возмущено до глубины души неблагодарностью и вероломством Польского правительства».
Британский дипломат Оуэн О’Молли направил 24 мая 1943 года пространный секретный доклад своему министру Идену. Он проанализировал имевшиеся доказательства в попытке установить — хотя бы предварительно — виновника преступления. «Рассматривая вопрос о предании Катыньских преступлений гласности, мы были вынуждены считаться с насущной необходимостью поддержания добрых отношений с советским правительством и, отсюда, с необходимостью оценивать все имеющиеся улики с большой толикой недоверия… мы были обязаны в зародыше подавлять всякую бестактность или импульсивность поляков. Ввиду колоссальной важности сохранить сейчас незапятнанным героический облик России, которая, не щадя себя, сражается с Германией, вряд ли кто-то сочтет наши мотивы и поступки неверными или лишенными мудрости».
Но продолжил:
«В этой связи несоответствие нашей официальной позиции и переполняющих нас эмоций должно осознаваться нами как некая неизбежность; однако в то же самое время мы не можем не задаться вопросом: а не подвергаем ли мы себя риску преступить грань дозволенного, затмевающую наш разум, сообщая нашим согражданам полуправду вместо правды и мотивируя наши действия необходимостью, которой, вполне возможно, и нет вовсе?»
Постоянный секретарь министерства сэр Александр Кадоган ответил так: «Признаюсь, что я бы лично предпочел малодушно отвести взор от того, что произошло в Катыни, — из боязни того, что я там обнаружу. Разумеется, сделать общественным достоянием этот документ означало бы поступить честно. Но поскольку все мы знаем, что знание этих доказательств ни в коей мере не затронет избранный нами политический курс, то есть ли смысл представлять на всеобщий суд нравственный конфликт, неизбежно проистекающий из прочтения этого документа?»
«Катынь» яростно отрицалась советскими руководителями несколько десятилетий. Впервые признался в расстреле пленных Горбачев. Все три российских президента подтвердили, извинились.
Госдума приняла соответствующее постановление.
Впрочем, в ходе очередного ухудшения отношений с Польшей и здесь «появляются новые данные», раздаются все более громкие голоса, опять обвиняющие немцев.
…А союзники думали, что, идя на поводу у требований Сталина, они сделают его покладистее в другом, основном.
Американская и английская делегация в Ялте и Потсдаме настаивали на скорейшем проведении в Польше всеобщих выборов и предоставлении свободного доступа в Польшу представителям западных средств массовой информации. После подробного обсуждения польского вопроса с учетом мнения приглашенных в Потсдам представителей созданного Советским Союзом «временного правительства народного единства» конференция приняла решение о роспуске польского правительства в изгнании и защите интересов временного польского правительства в отношении собственности польского государства на территории США и Великобритании.
НИЧЕГО из обещанного союзникам Сталин не выполнил. Повторяю: ни-че-го!
Иосиф Сталин. 1941 год. Фото: википедия
«Сталин жил в мире, лишенном нормальных человеческих чувств, — писал в своей книге о первых послах США в Москве Деннис Данн. — Он был отрезан ото всех человеческих институтов или сам отрезал себе путь к ним. Он считал, что террор и насилие — естественные и положительные явления. Он верил в мир, поделенный на людей, принимавших его волю, и людей, не принимавших ее, где он один определял мораль и международное право. Он с легкостью обманывал таких прогрессивных идеологов, как Рузвельт и Гопкинс, веривших, что он — демократический руководитель, который пытается справиться с трудными проблемами внутри своей страны и с германской агрессией. Он также обманывал таких реалистов, как Черчилль и Гарриман, веривших, что даже у Сталина есть искра человечности, и подвергавших сомнению его злой гений, потому что его народ сражался против нацистов».
Максим Литвинов. Фото: фотохроника ТАСС
В июне 1946 года заместитель наркома иностранных дел СССР Максим Литвинов сказал корреспонденту CBS Ричарду Хоттлету, что «корнем» холодной войны является застарелая убежденность Советов в том, что безопасность означает экспансию и контроль над территориями: «Чем у тебя их больше, тем ты в большей безопасности».
«Предположим, Запад вдруг уступит и предоставит Москве все, что она требует, — спросил Хоттлет. — Появится ли тогда добрая воля и ослабнет ли сегодняшняя напряженность в отношениях?» Литвинов быстро ответил: «Рано или поздно это приведет к тому, что Западу будут выставлены новые требования».
9 000 000 выселенных
В общем, Сталин получил возможность сделать Польше «подарок», вернув, в свою очередь, все, что получил в 1939 году, договорившись с Гитлером. Что думают по этому поводу сами поляки, у поляков не спрашивали. С «западенцами» (жителями Западной Украины, ставшими советскими гражданами) несколько следующих лет шла ожесточенная война.
Через две недели после Потсдамской конференции советское руководство и созданное им польское правительство подписали договор о границе. До войны Польша занимала 389 тысяч квадратных километров, из них 118 тысяч она отдала Советскому Союзу на востоке, а взамен получила 114 тысяч квадратных километров территории бывших восточных провинций Германии и Вольный город Данциг. Западная граница Польши сдвинулась на двести пятьдесят километров.
Началось принудительное переселение поляков в западные регионы Польши.
Репатриантов перевозили в вагонах для скота и на открытых платформах. Переезд длился порой несколько недель, без медицинского обслуживания, организованного питания. Зимой люди замерзали насмерть.
По разным данным, репатриации подверглись от миллиона до полутора миллионов поляков. В Данциг, который теперь именовался Гданьском, попало много бывших жителей Вильнюса, Львова и Гродно. Еще четыре миллиона поляков переселились в новые западные районы страны из центральной Польши.
Еще хуже обстояло дело с теми, кого, наоборот, выселяли.
Среди беженцев-немцев была жена фермера и мать троих детей Анна Кинтопф. Позже в своих показаниях под присягой, сделанных для правительства Германии, она описала тяжелые испытания, выпавшие ей и другим жителям деревни. Путешествие, по ее словам, длилось шесть дней, дорога проходила по разрушенной местности, покрытой следами таких же пеших переходов к границе других беженцев. На первое мертвое тело они наткнулись за пределами Ландсберга, то была женщина с синим лицом, распухшая от разложения. Потом трупы стали привычным зрелищем. Иногда люди из ее окружения погибали от изнеможения и голода.
«Большинство переселенцев в пути питались исключительно тем, что находили в полях, или незрелыми фруктами, которые росли на обочине дороги. У нас было очень мало хлеба. В результате многие заболели. Маленькие дети до года почти все умерли в дороге. Каждый день мы продвигались чуть дальше, иногда проходили девять километров, иногда только три, потом двадцать или больше… Я часто видела людей, лежащих на обочине дороги, с синими лицами, которые задыхались; людей, упавших от усталости и так и не сумевших подняться».
Время от времени были и облавы для принудительных работ. Анна Кинтопф одну такую описывает:
«Мы шли через строй польских солдат, и людей выводили из колонны. Вместе со своими тележками и всем, что при них лежало, они должны были идти на фермы. Люди отказывались подчиниться. Их пытались задерживать. Матери цеплялись за своих дочерей и рыдали. Тогда солдаты пытались оттащить их силой, а когда это не помогало, они били несчастных запуганных людей прикладами винтовок и хлыстами для верховой езды. Крики разносились далеко. Я в жизни этого не забуду».
«Безусловно, — пишет в своей книге «Жестокий континент. Европа после Второй мировой войны» Лоу Кит, — методы поляков и чехов были жестокими, однако идеология, скрывающаяся за ними, гораздо мягче по сравнению с идеологией нацистов. Ни одна страна не проводила политику геноцида по отношению к немецкому народу, что бы ни утверждала некоторая литература крайнего толка в отношении депортаций. Цель состояла всего лишь в высылке немецких меньшинств, а не в их уничтожении. И не только месть была причиной этой высылки: изначально она понималась как практическая мера по предотвращению будущего конфликта, который может возникнуть между народами».
Спрос на иллюзии
Писатель, будущий нобелевский лауреат Гюнтер Грасс, покинул Данциг шестнадцатилетним юношей в сентябре 1944 года, когда его призвали в армию, больше он прежнего Данцига не видел.
В марте 1945-го после нескольких дней упорных уличных боев советские войска взяли Данциг. Исторический центр города был разрушен и сожжен, но окраины пострадали несильно, сохранился и дом № 13 на улице Лабесвег в Лангфуре, данцигском предместье, где жила семья Грасса. Вскоре отца, мать и младшую сестру выселили оттуда, им пришлось перейти в дом деда на соседней улице, позднее все они были принудительно депортированы в Германию. Для родителей Грасса потеря родины, дома, имущества стала тяжелым испытанием, а физическое и душевное здоровье матери и вовсе было подорвано.
Гюнтер Грасс. Фото: Кавашкин Борис / ИТАР-ТАСС
Сам Грасс пробыл на передовой всего четыре дня, ему посчастливилось выжить. После ранения он попал в плен к американцам, вернуться домой после освобождения уже не мог.
Вновь побывал на родине весной 1958 года. Изменилось все. Немецкий Данциг стал польским Гданьском. Место прежних жителей Данцига, на 95 процентов состоявших из немцев, заняли поляки-переселенцы. Для них город оставался чужим.
В 1970 году Грасс вел «Политический дневник» для газеты «Зюддойче цайтунг». В ноябрьской заметке под названием «Утраченные провинции — обретенное понимание» он писал: «Все началось с преступления — спланированного нападения нацистской Германии на Польшу. Пакт Гитлера–Сталина удвоил это преступление. Итог известен. Вторая мировая война завершилась истреблением пятой части польского населения, а восточные провинции Польши отошли Советскому Союзу. Девять миллионов немцев были изгнаны с родины, преступление повлекло за собой новое преступление, немцам пришлось платить за Гитлера, хотя многие не хотели понять, насколько дорого им обошелся Гитлер.
На протяжении двадцати пяти лет политики торговали по дешевке вразнос иллюзиями, благо на эти иллюзии находился спрос, хотя всякий раз, заводя свою шарманку про «мирный возврат родины», эти политики хорошо сознавали несбыточность внушаемых иллюзий. <…>
Все это я говорю как человек, хорошо понимающий, что означает потеря родного Данцига. Как человек, который считает, что, подписав немецко-польский договор, ФРГ должна с помощью культуры решить задачу по возмещению территориальных потерь. Ведь Силезия, Восточная Пруссия и Померания — это не только географические понятия. Необходимо собрать культурный материал утраченных провинций, чтобы он мог развиваться и обогащаться под эгидой немецкого федерального фонда».
Такой фонд был создан через 20 лет.
Вилли Брандт. Фото: DPA / TASS
А в 1970-м канцлер ФРГ Вилли Брандт отправился в Варшаву для подписания Договора об основах нормализации взаимоотношений. Западная Германия признала границу по Одеру и Нейсе. Сейчас с Польшей, тоже членом НАТО, успешно развивается «стратегическое сотрудничество».
***
Поэт Александр Аронов когда-то придумал себе лирического героя — Ивана Макаровича Гныпу, который однажды посетил зоопарк и дал исчерпывающие характеристики увиденных животных. И вдруг — ему навстречу «человек, похожий на японца».
Я подошел. Взглянул ему в лицо,
Протягивая наши папиросы.
Потом спросил: «Зачем сожгли Лазо?»
И у него нашлись ко мне вопросы.
Не хочу взвешивать (да и нет таких весов на земле), чьи муки, какого народа тяжелее, чьи потери страшнее и безвозвратнее. Единственно, скажу во избежание недоразумений: неоспоримо — главная вина (за все!) — на Гитлере и тех, кто пошел за ним. Прав Гюнтер Грасс.
Но, конечно, надо бы и остальных в виду иметь. И, кажется, напрасно российский президент возвращает нас к этому вопросу, «напоминая» о «сталинских подарках».
