Цифры как унижение

Леонид Толкунов родился в 1936 году в Химках под Москвой, в 1953-м он — норильский школьник. Смотрит с другом из окна на черные фигурки з/к и конвоиров. Норильск продолжают застраивать: все эти умопомрачающие в заполярной тундре ансамбли римско-греческой архитектуры, сталинский внеэтический неоклассицизм.

К августу 1991-го, когда его воспоминания публикуют во втором выпуске брошюры «Норильский Мемориал», Толкунов — рабочий в отделе снабжения Норильской железной дороги.

— <…> ночью, часа в три, наверное, в городе началась сильная стрельба. Мы с другом бегом кинулись на крышу. Видим, в мужской зоне (там располагался кирпичный завод) на крыше вахты, стоящей у ворот, установлен станковый пулемет. Вокруг зоны — оцепление из солдат. Из ворот кирпичного завода выбегали заключенные. Солдаты с крыши били по ним из пулемета. Многие падали под пулями. Но были и такие, которые бросали в солдат камни и убегали в бараки. Солдаты через ворота ворвались в зону, стали хватать тех, кто убегал, и волокли их в крытые машины. И так повторялось несколько раз, пока, видимо, не расправились со всеми, кто находился в цехах кирпичного завода. Стрельба в различных местах города слышалась несколько ночей подряд.

Мой друг Леня Петров высказал предположение, что теперь, видимо, возьмутся за женщин — они не прекращали забастовку.

Несколько ночей подряд я провел в квартире моего друга. Однажды, услышав шум, мы выглянули в окно и увидели солдат, которые плотным кольцом окружали женскую зону. У солдат было оружие с примкнутыми штыками. Женщины стояли в три шеренги, окружив бараки. Перед ними был ров с водой, затем ограждение из колючей проволоки высотой не менее метра, а потом высокий деревянный забор, по верху которого тоже шла «колючка». Смотрим, едут машины: три пожарных и две — с начальством. По громкоговорителю непрерывно передавали требование: «Предлагаем выйти из зоны». В ответ раздавался все тот же протяжный крик «а-а-а» <…>

Редактор той 32-страничной книжечки — Алла Макарова, первый и главный исследователь норильского восстания. Она восстановит его хронологию, причины, следствия. Тогда, в 1991-м, материалы Макаровой печатает типография Норильского комбината.

В 2005-м в России статью Макаровой об этих женщинах, протяжно кричавших в ответ на автоматные очереди, изымает региональное управление ФСБ. Изымает из третьего тома Книги памяти жертв политических репрессий Красноярского края, тогда печатавшегося, статью ей заказал Красноярский «Мемориал» (в реестр иноагентов он не внесен, однако является одним из коллективных членов Международного «Мемориала», признанного государством иноагентом и ликвидированного).

Причины цензорского изъятия? Все-таки 2005-й, внешне еще вегетарианский. В тексте названа предполагаемая осведомительница? Нет, не поэтому. Глава Красноярского «Мемориала» Алексей Бабий сказал мне, что причина лишь в том, что

УПА, ОУН, прочие националистические организации Украины Минюст РФ внес в список запрещенных лишь в 2015-м, но в органах госбезопасности СССР-РФ ценности и списки врагов неизменны. А Макарова не могла не упоминать норильское подполье из участников национально-освободительных и повстанческих движений. По подсчетам Бориса Шамаева (бывший комроты, раненый и попавший в немецкий плен, потом — сюда; один из идеологов и активных руководителей восстания), в его, 3-м, каторжанском, лаготделении (л/о) Горлага

• украинцев было почти 90%.

По свидетельству легендарной Асты Тофри (ленинградка, эстонка, блокадница, с мужской зоной переговаривалась с крыши барака морской флажковой азбукой), в 6-м л/о

• украинки — 70%,
• россиянки — 10,
• остальные 20 — разных национальностей.

В послевоенных лагерях, особенно спецрежимных, украинские националисты составляли большинство. Ну, или близко к тому. Национальный состав восставших в Кенгире через год после Норильска достоверно неизвестен, но есть данные на то время по всему Степлагу (Кенгир — его 3-е л/о):

• украинцев 46%,
• русских, как и литовцев, — 13,
• латышей — 5,
• белорусов и эстонцев — по 4.

Зафиксируем сейчас не только это — что Сталина закапывали заключенные украинцы, заключенные русские, закапывал огромный интернационал. Зафиксируем, что зэки в Норильске требовали не только прекратить издевательства над ними, провокации, бессудные казни, наказания виновных — сотрудников МВД и МГБ. Требовали не только решения шкурных вопросов, бытовых проблем, улучшения лагерного питания, сокращения рабочего дня (хотя и это было важно, чтобы выжить). Основные требования — отчетливо политические: пересмотр дел всех политзэков и отмена номеров на одежде.

Ученый (в частности, занимался моделированием социальных процессов) и почетный председатель новосибирского «Мемориала» Леонид Трус незадолго до смерти (24 мая 2013-го) написал мне о несогласии с бытующей оценкой восстания в Горлаге как «фактора последовавшего смягчения режима в ГУЛАГе и в стране»: «Я и сам раньше так думал. Но все же власть никогда не воспринимала подобные события («волынки» на жаргоне МВД) как повод к либерализации <…> Важно другое —

Разумеется, политзэку в СССР (арестован студентом в 52-м) и норильскому каторжанину видней, что это было. И это тоже важно понимать: восстания в лагерях меняют не само государство — человека в нем.

Не это ли и есть самое важное?

Советские прорывные достижения со второй половины 50-х, оттепель, необычайно сложно устроенное общество, все те, вероятно, самые счастливые годы человечества — оттуда во многом, из Норильска 53-го. Можно, наверное, сказать, что из тех явленных воочию высот человеческого духа. Но можно попроще и поточней: все это из того главного требования — снять номера с фуфаек. То есть отменить унижение. Правда, потом, когда зэчки принялись спарывать номера с фуфаек, — в Красноярском «Мемориале» есть зафиксированные воспоминания — в какой-то момент замерли, а потом зарыдали: фуфайки выцвели, а под тканью с номером, остались чистые черные квадраты. И словно пробило: этот след с ними навсегда. Есть, правда, и свидетельства, что мужчины реагировали противоположным образом — услышав еще только обещания, намеренно замазывали номера черной краской, чтобы было видно: тут был номер.

Сегодня, кстати, только кажется, что под словами «цифровой концлагерь» подразумеваются совершенно иные наши фобии. В основе — то же. Унижение человеческого.

Воля жива 40 дней

Лагерные бунты коррелируют в России со сломом системы. Так было в 1953‒54, в 1990‒91 годах. Волнения бывают, конечно, и в благополучные времена, но в переходные — резко учащаются. Есть только один нюанс.

И в 53-м, и в 90‒91-м восстания заключенных происходили не до, а после решающих событий. После смерти Сталина. После фактически состоявшейся смерти СССР и КПСС. Когда будущее уже наступало (правда, мало кто это осознавал вполне, зэки — из первых).

В 1990‒91 годах уже начал работать в журналистике, ездил по бунтующим зонам. Могу напомнить, как это бывает. Впрочем, хотя и есть нечто непреходящее, все же прогнозировать ближайшее будущее невозможно; волнения 1991-го не имели ничего общего с норильским восстанием 1953 года — спецконтингент отличался. И это мягко сказано.

Итак, через полтора месяца после августовского путча 1991 года — Москва все продолжала праздновать победу демократии — в красноярской «шестерке» (ИТК-6, мужская колония строгого режима, находящаяся в жилых районах правобережной части города)

столько же, сколько восставший Кенгир. Но если в Кенгире зэки первым делом сломали перегородки между мужской и женской зонами, то «шестерке» не удалось объединиться с женской ИТК-22 — та рядом, но не впритык.

В эти сорок дней, пока колония находилась во власти зэков, она ускоренно прошла многие стадии политэкономического развития.

Бунту предшествовало массовое крещение зэков; у попов стянули удлинитель и громкоговоритель. В него через пару дней новообращенные и заявили свои требования. После костров в штабе (выяснили, кстати, домашние адреса офицерья и квартиры многих обчистили) перешли прямиком к демократии. 2240 душ (жуликов там, почитай, и не было — убийцы и насильники, почти сплошь рецидивисты, у кого-то седьмой-восьмой срок) делегировали представителей в самоуправление, в промзону ввели избранного ими директора, установили на производстве народный контроль.

На воле именно такая демократизация жизни к тому времени уже дала нерадостные в основном плоды, но заключенные хотели попробовать сами. Еще они потребовали и им разрешили не брить головы и носить часы.

Дальше известно, как бывает — «пьяный воздух свободы сыграл с профессором Плейшнером злую шутку». С воли в зону перекидывали спирт в грелках и во флаконах из-под шампуня: кто за деньги, кто из побуждений товарищества и дружбы (так или иначе поток этот контролировался оперслужбой; гласно надежду не формулировали, но она присутствовала — на то, что мятежники перепьются, передерутся, и штурм станет обоснованней и легче).

Производство остановилось — цеха чуть не ежедневно поджигали, народного директора от зэков чуть не убили, еда пропала. Воцарился беспредел. То есть свобода приходит, как и было сказано, нагая, демократия же — вообще динамщица, крайне ветреная. И в ответ явилась диктатура — тандем из авторитетов Коки и Китайца. Они начали решать свои и своего круга проблемы: офицеров захватывали в заложники, обменивая затем на авторитетов, выведенных из зоны.

Закончилось, понятно, штурмом. Перед этим правящий тандем ополовинили: захватили одного из них, вызвав на свидание с дамой, состоявшей с ним в переписке.

К штурму зона готовилась. Рыли подкопы, захватили три грузовика, один обшили десятимиллиметровым листовым железом. Вооружились, помимо заточек и пик, топорами, саблями, металлическими прутами. Были взрывчатка, автоматы, обрезы. Вдоль забора и под караульными вышками выстроили бочки с бензином. На крышах цехов и бараков подняли баллоны с кислородом и взрывчатку. И сами встали там.

Штурм — он происходил на моих глазах — отдельная история. Хочу сказать о другом. Запомнившемся навсегда. Об этом тогда стало известно со слов медиков, продолжавших приходить в зону и исполнять свой долг. И случилось это не перед штурмом, а при свободе, нагрянувшей в лагерь, в ее первые дни. Так вот,

Показалось тогда, что это проблеск не психических проблем отдельного индивидуума — это на тот момент оголенная правда русской жизни, ее закономерностей. Несмотря на экзотичность фамилии. Изолированного, но недостаточно зафиксированного пациента. Который при этом испытывает внутреннюю боль. И нет тормозов. И ненависть через край.

Российский селфхарм

Бунты заключенных происходят и сейчас, хоть и с понижающим коэффициентом, как все в современности. Информацию о них, однако, утаивают без послабления; например, в мае, три месяца назад, достоверно, из двух надежных источников, друг с другом не связанных, мне стало известно, что в Канской воспитательной колонии (КВК; тот же Красноярский край) произошел акт коллективного неповиновения подростков и вскрытия (резания вен на предплечьях). Один источник назвал точное число: «14 человек царапали себе вены, засели в локалке (участке зоны без персонала колонии)». И дату бунта: 9 мая.

Естественно, нигде об этом никаких сведений.

На сайте ГУФСИН края написали, что в КВК 9 мая прошел митинг, но не протестный, а торжественный, с участием сотрудников и ветеранов уголовно-исполнительной системы, приглашенных «общественных деятелей Канска», воспитанников Канского морского кадетского корпуса, учеников профильного класса ГУФСИН средней школы № 21.

«Территория учреждения была оформлена макетами солдатского костра, палаток и фотографиями военных лет. На Аллее Славы учреждения состоялось возложение цветов к памятнику и гирлянды к Вечному огню». В программе также:

• стихи и песни в исполнении воспитанников и артистов горДК,
• «попурри военных песен» от педагогов детской музшколы № 2,
• спектакль «Блокадный дневник»,
• кукольная постановка по мотивам «Василия Теркина»,
• выступление студии брейк-данса.

«Кадеты вместе с воспитанниками продемонстрировали строевую выправку и отличный вокал. Всем гостям воспитанники КВК подарили поздравительные открытки, сделанные своими руками». Работала полевая кухня, варила гречневую кашу, ели все — и гости, и заключенные, которых на сайте называют «воспитанниками»; «многие признались, что такую вкусную солдатскую кашу ели впервые в жизни». К информации прилагаются фото: в колонии полный порядок, тишь да благодать.

Начальник ГУФСИН края генерал-лейтенант Андрей Попето в это самое время, судя по другому сообщению пресс-службы ведомства, вместе со всем местным начальством от губернатора и митрополита до главного федерального инспектора возлагал венки и цветы на площади у Мемориала Победы в самом Красноярске.

Между тем и дня не пройдет, как генерал Попето внезапно лишится должности; приказ о замене главы красноярского главка издадут 10 мая. И потом на том же самом официальном сайте главка спешно, в нерабочую субботу, поменяют страницу с начальственным фото и биографией. Косвенное подтверждение состоявшегося бунта в малолетке?

Мои источники — в самом ведомстве их больше нет, но они осведомлены о происходящем в нем — говорят, что Попето ушел сам, что при этом, помимо волнений в КВК, в других колониях произошли в эти дни суицид и побег (ни одно из происшествий официально не подтверждают, нет новостей об этом в СМИ), еще один источник среди мотивов отставки называет ампутацию заключенному ноги после издевательств в тюрьме. Об этом информация благодаря адвокату распространялась.

Вкратце: жена обвинила мужа, Виктора Антипова, в домогательствах к их трехлетней дочери, его арестовали. Впоследствии жена призналась в клевете и покончила с собой, но Антипова не освободили. Над ним издевается сокамерник, избивает, колет его в ногу найденной в мусоре иголкой от шприца (у Антипова диабет, он по назначению врача вводит себе инсулин), требуя откупаться. Мать Антипова ему высылала регулярно на протяжении почти года посылки с продуктами и одеждой 52-го размера (у Антипова 46-й), но деньги однажды закончились, тыканья иглой продолжились, итог — гангрена и ампутация.

Такого рода происшествий хватает — факт, но бунт в малолетке все мои источники называют главным мотивом отставки Попето. Что он ушел — тоже факт, связано ли в действительности это — нам с абсолютной достоверностью неизвестно. (Назначили его на Красноярск совсем вроде недавно — неделю спустя после начала СВО, до этого он возглавлял управление тылового обеспечения ФСИН, кемеровское и новосибирское управления ФСИН, а начинал службу в Красноярске.) Что важно: серьезных травм в КВК подростки, как сообщают источники, себе не нанесли, по итогам некоторых поместили в ДИЗО (дисциплинарный изолятор, спецпомещение воспитательных колоний).

На кого поменяли начальника красноярского главка ФСИН? Из Москвы (и Саратова, где он наводил порядок после громкого скандала с пытками шваброй в тюремной туберкулезной больнице) вернулся — уже генералом, звание присвоено президентом за неделю до начала СВО — Антон Ефаркин. Служил ранее в Красноярске,

Но сейчас не об этом.

До Канска последний массовый селфхарм (самоповреждающее поведение) в пенитенциарной системе России состоялся 9‒10 апреля 2020-го. И тогда, в отличие от Канска, он прогремел на всю страну. По сибирским меркам произошел он рядом — ИК-15 в Ангарске (Иркутская область). Страна тогда смотрела репортажи от зэков в мессенджерах и соцсетях. Бунт и его подавление практически в прямой трансляции.

Все в черном, с костлявыми лицами, суют под всевидящее око мобилы руки в партаках и без — но все в порезах. Руки в крови у всех, замотаны грязными бинтами, еще мокрыми от крови или уже задубевшими. За спинами — горящая колония, зарево на все небо.

По версии правозащитников, авторитетный зэк по кличке Фикса отказался отдать дежурному свои сигареты, его избили, и после этого унижения он намеренно нанес себе телесные повреждения. Его примеру последовали другие — с разной степенью осознанности и добровольности (так обычно в этих и подобных учреждениях селфхарм и происходит).

Зэки вскрылись и сожгли свою зону. Спецназ ФСИН подавил восстание. Раздели догола, развезли по СИЗО, потом было долгое эхо — с пытками, с иглами под ногтями, изнасилованиями на потоке. У тувинца 1991 года рождения, посаженного в 2016-м за кражу лошади, в кишечнике взорвался кипятильник. Его им насиловали — включенным, требуя признаться в поджоге промзоны. Пытали активисты, «разработчики», то есть другие зэки, на службе у администрации, у оперативников.

И в чем отличие бахмутской истории от ангарской, не продолжение ли она ее, не одно ли и то же? Кажется, она вообще модельная для нас, все одно — самоповреждение. Вплоть до освобождения Пенсионного фонда от выплат.

Через полтора месяца после вскрывшихся подростков в КВК густо пошли слухи о волнениях в колониях европейской части России, совпавших с мятежом «Вагнера». И опять — что это как не селфхарм, не перенаправление агрессии?

Зэки вскрываются и жгут свою колонию. Зэки идут на верную гибель, гибнут, потом поворачиваются и идут на Москву. Что это как не сжигание своей колонии?

И представить ответные реакции самых буйных можно было разнообразными, в широком диапазоне, но сегодня и они, кажется, запрограммированы. Селфхарм, а то и верный суицид с «гибельным восторгом».

Психиатры говорят, что это от невозможности устроить свою жизнь. Что это попытка справиться с собой, с невыносимыми ситуациями и воспоминаниями, с внутренним напряжением. Что это глушение одной боли болью другой.

Аборигены ледяных пустошей

Не хочу сказать, что 70 лет назад зэки выдвигали политические требования и шли с голыми руками (некоторые с пиками и заточками) на пулеметы и танки, 40 лет назад отдавали всё, и свободу тоже, за анестезию, лишь бы не поубивать всех вокруг, при этом носить часы и не брить голову, а теперь — вскрывают себе вены. Или сложным путем, непрямым вскрывают, даже имея те же пулеметы и танки. Нет, я не про это, было бы глупо сравнивать тех заключенных и современных, это абсолютно разный «человеческий материал».

То была — основная масса — людей с совсем небольшим опытом жизни в СССР: 1939‒41, а потом с 1944‒45 годов. А если про русских, то это были другие русские, только что победившие в войне.

Один из руководителей норильского восстания Евгений Грицяк подростком вступил в молодежную организацию ОУН (признана экстремистской и запрещена в России. — Ред.), а потом с немцами воевал в штрафной роте, медаль «За отвагу», другие награды, арест в 1949-м, на момент восстания ему 26. Его верный соратник — фронтовик Владимир Недоростков, до ареста — инженер-экономист из Саратова, получивший 25 лет в 1947-м по обвинению в убийстве начальника райотдела МГБ. Фронтовики Измайлов и Фильнев, бывший полковник Красной Армии. Касилов, Френкель, командир партизанского полка Воробьев (Солженицын о нем — они сидели вместе в Экибастузе, Воробьев организовал несколько побегов: «Убежденный беглец! — это тот, кто ни минуты не сомневается, что человеку жить за решеткой нельзя»). Это были совсем другие люди, и их тогда еще было много.

И их собрали вместе, и они писали в Кремль, как вспоминает Грицяк, критический анализ общественно-политической системы и список требований:

• прекратить по всей стране практику закрытых судебных разбирательств и применения пыток во время следствия,
• отменить все решения ОСО (Особого совещания при МГБ) как неконституционного органа,
• прекратить расстрелы в тюрьмах и лагерях.

«Мы не относились совершенно враждебно к центральному правительству, так как надеялись, что после смерти Сталина вновь образованное правительство само попробует вывести страну на новый путь. Поэтому мы и заявили: «Наша цель — свобода!» и

Кто-то может сейчас себе представить зэков, пишущих в нынешний Кремль и предлагающих ему разговор языком отца и сына? Дело даже не в иных уровнях и степенях ненависти или опьянения пропагандой, просто это в принципе уже невозможно. Никита Уваров, подросток, которого в 14 лет бросили в тюрьму, отбывающий срок в той самой КВК (сейчас ему предстоит перевод во взрослую колонию), отказался просить Путина о помиловании — хотя, казалось, все тому благоприятствовало.

После подавления восстания Грицяка этапировали в тюрьму в Красноярске.

Видеть в зэках, в тех самых коренных жителях ледяных пустошей (из определения России как «ледяной пустыни, по которой бродит лихой человек») новую революционную массу? Раз они — те, кому нечего терять, кроме своих цепей, значит, от них можно ждать поступков?

Поступки есть и, вероятно, еще будут. Вот это ангарское «Все вскрылись» и молим о помощи. Стоим в мареве и ждем, когда за нами придут. В этом — оголенная логика русской жизни. Но Москва не верит не только слезам, она и крови давно не верит. Чему она верит, неизвестно.