Создатель трилогии «Листопад», «Жил певчий дрозд» и «Пастораль», названной критиками «ветхим заветом». О человеке. О человеческом.
До ВГИКа он изучал математику в Московском университете, профессионально играл на скрипке… Его картины можно сравнить с музыкой, но выстроены они с математической точностью. Многие из них изначально нарисованы чуть ли не по кадру. При этом в его фильмах много воздуха, будто бы движение их подчинено не расчету, а настроению, импровизации. Так много воздуха, что после просмотра легче дышать.
Он и во Франции позволял себе жить, как жил, и снимать только то, что хотел снять. Французы думали, что импрессионистическая «Охота на бабочек» — французское кино, а Иоселиани говорил, что это его самый грузинский фильм.
Однажды мы в мастерской у Юрия Роста (как раз вышел новый фильм «Сады осенью») долго говорили про его кино. Я прочитала где-то, что режиссер сравнивал свои фильмы не только с притчами, но и с гиньолем, комедией дель арте и даже нравоучительным театром… Хотя нравоучений в его кинематографе вроде бы нет. Он ответил, что все это неправда.
«Напротив, стараюсь сделать все очень похожим на жизнь. И тихо-тихо вкрасться зрителю в душу с тем, чтобы он и не заметил, что это притча. Чтобы все было предельно реалистично, похоже на окружающий нас мир… Тут я делаю такой крошечный поворот. Ап! В совершенную нереальность, но зритель-то уже вовлечен, полагает, что так оно все и есть — все возможно. А потом из этого проистекает некое нравоучение. Мне нравится, что басни заканчиваются моралью: «И с тем была плутовка такова».
Мне было страшно трудно. И на этом, и на прошлом, и на позапрошлом фильме. Трудно каждый раз. Но, так как я настойчивый, добираюсь каждый раз до финала работы… Бывает такой момент: продюсер или кто-то еще вдруг видит: ты точно знаешь, что и как хочешь делать, — и открываются банки. А потом они тебе каких-то львов в Венеции, какие-то призы на Западе и Востоке…
А молодая публика все равно не идет упорно на настоящее кино».
