Наши представления о происходящем в действительности и цифры официальных докладов о ней, похоже, расходятся во всем. Глядя на то, что происходит на книжном рынке, с которого изгоняют российских тиражных авторов, Стивен Кинг, Нил Гейман, Джоан К. Роулинг отзывают лицензии, крупные зарубежные издательствам прекращают сотрудничество, принимаются безумные законы о запрете ЛГБТ-пропаганды (ЛГБТ — движение, деятельность которого признана экстремистской и запрещена на территории РФ), цены на книги растут неуклонно, кажется, что о его (книжного рынка) благополучии говорить не приходится. Однако генеральный директор «Эксмо-АСТ» Олег Новиков на конференции «Медиабизнес» сообщает, что в 2023 году книжный рынок вырос на 10% в денежном исчислении и на 5% — по количеству экземпляров выпущенных книг.

Правда, представители Российского книжного союза не так оптимистичны. По их данным, в январе — марте 2023 года общий тираж книг составил 69 млн экземпляров, тогда как в тот же период прошлого года — 90 млн.

В общем, турбулентность книжного рынка нарастает, проблем разного рода становится все больше. О некоторых из них говорим с Борисом Куприяновым, соучредителем магазина «Фаланстер» и директором сайта о книгах и чтении «Горький».

Сидим среди тысяч книг в магазине «Фаланстер». Перед началом разговора раздается звонок. Борис некоторое время вслушивается, потом спрашивает: «В чем вопрос?» Корреспондент на той стороне кладет трубку. «Что-то про продажи книг у нас и за рубежом», — поясняет Куприянов в ответ на мой удивленный взгляд. Тогда я предлагаю сформулировать вопрос вместо телефонной трубки.

— Вот в Швеции, например, коэффициент потребления составляет 13 книг на человека в год, а в России — 3,5. Что бы это значило?

— Швеция — совершенно уникальное место. Шведский книжный рынок по сумме такой же, как и российский. Для шведов литература — это во многом еще и поддержка национального языка, проблема идентичности. Как в Финляндии 50 лет назад. В то время финны разучались читать, писать по-фински. И осознав это, создали целую программу возрождения языка. Колоссальный процент бюджета потратили на поддержку литературы, и это привело, кроме прочего, к огромному количеству финских детских писателей по всему миру.

— У нас-то не всегда процент потребления был такой ничтожный. Он снизился за последнее время?

— Статистику точную не скажу, но понятно, что в 70–80-е годы читали много. Как правильно заметил мой товарищ Александр Иванов,

Читали — не читали, это другой вопрос, но такой стиль был в моде. Да и читали, конечно, больше, потому что меньше было других развлечений. Да и СССР всегда был очень книжной страной, построенной на книгах и из книг, начиная с «Манифеста» и «Капитала» и заканчивая «Кратким курсом ВКП(б)». Модернистское общество, построенное на идеях просвещения (декларативно), просто не могло не читать. Конечно, отношение к книге в современной России у массового читателя немножко испортилось, но мне кажется, что все не так уж плохо. Еще 10 лет назад средний возраст покупателя «Фаланстера» был, наверное, 40–50 лет, сейчас он сильно меньше. Молодые люди начинают много читать и читают по-другому.

— По-другому — это как?

— Мы все-таки поколение дефицитного чтения. Как тогда покупали книги? Хватали сразу, зная, что потом не будет. Сейчас рынок стал глубже, и человек выбирает, что ему действительно нужно. Осознанно выбирает, без спешки. Это совершенно другая практика. Я задумался об этом лет пять назад. Пришла девушка в «Фаланстер» и попросила все книжки Вальтера Беньямина. Выяснилось, что у нас есть семь книжек, и она выбрала из семи ту, которую ей надо. А я хорошо помню, когда лет двадцать назад вышла книга эссе в издательстве «Симпозиум», то она была моментально раскуплена.

Все брали, надо не надо, ставили на полку, чтобы когда-нибудь прочесть, а вдруг понадобится. Да, ситуация сильно изменилась, и это вселяет надежду.

— В первую очередь ее изменила волна публикаций в начале перестройки, захлестнувшая массового читателя, открывшего для себя другую литературу.

— Нельзя не сказать о выходе, например, «Архипелага ГУЛАГ» в 1989 году и других ранее невозможных по цензурным соображениям книг. Все это понятно, это был праздник, но, во-первых, это касалось книг предыдущего времени, а во-вторых, волна довольно быстро схлынула, поскольку в 90-е годы у людей не было денег покупать даже дешевые книги. А книги у нас всегда очень дешево стоили. Они приблизились к европейским ценам только, может быть, три, четыре, пять лет назад.

— В «Фаланстере» больше покупают переводной или нашей литературы?

— Не могу сказать, у нас все-таки специфический магазин. Люди читают книжки гуманитарные, в основном нон-фикшен. И здесь разницы между переводной и нашей мы просто не делаем. Если брать художественную литературу, наверное, переводной читают больше, переводится очень много разного.

— Как же сейчас может переводиться, если уже два года не возобновляются лицензии на переводную литературу?

— Ну, во-первых, какие-то издательства все-таки дает право печатать книги. Во-вторых, накоплено достаточно того, что куплено раньше. В-третьих, это зависит от специфики рынка. На американском рынке переводная литература со всех языков составляет, по-моему, всего 10%. На английском — еще меньше. У нас всегда было по-другому, переводы составляли порядка 40– 50%. С правами-то не очень церемонились. Контрафактная продукция — это очень нехорошо, но всегда находили выход из ситуации, запретить людям читать невозможно. И влияния на умы, скажем, Маркеса, Воннегута в то время было не меньше, чем Толстого и Достоевского.

— Как думаете, контрафактная продукция в связи с санкциями будет расти? Председатель Книжного союза Сергей Степашин говорит, что в конце 2022 года пиратские сайты посещало больше 300 миллионов человек.

— Я думаю, не будет.

• Во-первых, многие западные издатели относятся к читателю более или менее лояльно и ищут способы, иногда сложные, как права передавать.
• Во-вторых, надо отдавать себе отчет, что в 80-х никаких независимых издательств не было, они, когда появились, с нуля выстраивали свои отношения. Издатели имидж создавали долго и теперь очень этим имиджем и карьерой дорожат. Коллеги-издатели как здесь, так и за рубежом сейчас прекрасно понимают, кто чем занимается, и твой авторитет быстро рухнет, если будешь вести себя не так, как в мире принято. За границей ко всем издателям из России долго относились скептически: что там у них происходит, что они там делают, сколько книг издают — непонятно.

Одна история с изданием Маркеса чего стоит. Какой скандал разразился, когда выяснилось, что его книги издавались огромными тиражами без всяких прав. В конце концов, его жесткий агент потребовал, чтобы было уплачено за все издания, а это были многомиллионные выплаты и хороший урок. Но те времена прошли, сейчас издатель дорожит своим именем.

— Я имею в виду не издателей, а людей, которые покупают книгу, условно говоря, в Англии, привозят сюда, переводят кустарным способом и распространяют через интернет. Уже сейчас доля пиратского рынка электронных книг — 30% от общего числа. Потери — около 3–4 миллиардов рублей.

— Ну, это, знаете, было всегда, частные переводы и пиратское распространение, это совершенно другое дело. Мне кажется, приличные издательства на это не пойдут, иначе прощай, международный рынок. И это касается не обязательно Америки, Франции или Англии. Это может быть Китай, Индия, Пакистан. Правила везде примерно одинаковые.

— Кстати, о Китае. Не будет ли на книжном рынке такого же замещения, как на автомобильном, когда китайские машины вытесняют западные марки?

— Если говорить про машины, то не вижу ничего страшного, от европейских такая машина ничем принципиально не отличается. Функции такие же: доехать из точки А в точку Б, коробка передач, стеклоподъемники, сиденья такие же, колеса четыре, и они круглые. Если же говорить о культуре, то здесь не совсем так. Здесь особенности национальной культуры выходят на первый план, а китайская сильно отличается от нашей. Поворот на Восток ощущается отчетливее, но я наблюдаю рост интереса к китайской, японской, корейской литературе уже последние 10 лет. Про северокорейскую литературу я молчу — ее не знаю и не видел никого, кто бы читал северокорейский роман вместо японского или британского, например, но это движение на Восток интересно.

— Мясо есть вредно, давайте есть кукурузную муку.

— Художественное мясо, если под таким разуметь художественную прозу, не основной товар в «Фаланстере». Куда больше внимания мы обращаем на гуманитарную литературу. И здесь ситуация очень напряженная, тревожная, я бы сказал. Не знаю, что будет с большими издательствами, печатавшими классиков философии, социологии, современных авторов. Что будет с издательством РАНХиГС, делавшим великое дело, в связи с новым ректором; слава богу, пока книжки выходят. Не знаю, что будет с издательством Высшей школы экономики…

— Ну с ВШЭ более или менее понятно по ее кадровой политике…

— А с издательством пока непонятно. Слава богу, книги выходят. Но этим издательствам очень трудно, потому что их партнеры — это университетские или крупные академические издательства. Они строго относятся к принципам и санкциям, и все, что прокатывает в частных европейских издательствах, издающих художественную литературу, не прокатывает в академических структурах. Издательство, например, Оксфорда не будет сейчас поддерживать отношения с РАНХиГС, который при президенте РФ. Оно просто не может и не станет продавать ему права. И то же самое — общественные организации, различные фонды. В общем,

Вы только им не рассказывайте, пожалуйста, но критическое мышление лежит в основе просвещения, научного познания. Без критического мышления, как так правильно сказать… ракета не полетит, танк не поедет, на лошадях и доспехах по плоской земле…

Ну, дело конечно не в танках, а в том, что для нашей картины мира критическое мышление — это основа. И сама картина мира с университетом, школой, наукой, техникой, общественным транспортом, здравоохранением и, простите, независимыми книжными магазинами ставится под сомнение.

— Что будет, если вот эта «армия президента» действительно двинется с боями на философию?

— Слушайте, они же воюют за бюджеты. Они искренне об этом говорят: давайте нам гранты на издание 50 книг, а мы придумаем настоящую философию. Они говорят, конечно, страшные вещи, но что они в принципе могут сделать? Многие, кто играл значимую роль в философии, к глубокому моему сожалению, уже не в России.

— Недавно я была в Лондоне, зашла в книжный магазин Waterstones (этой сети, кстати, когда-то помог удержаться на плаву Александр Мамут) и удивилась. Книги по современной истории Франции или Италии занимают по одному шкафу, а России посвящено три. И некоторые изданы в 2022–2023 годах. На почве страха оживился интерес к России?

— Трудно сказать. Но я вспоминаю великую книжку Рут Бенедикт «Хризантема и меч», посвященную Японии. Она была написана во время Второй мировой войны. Исследовательнице ее заказал ВМФ США, чтобы «найти ответы на многие вопросы о нашем враге», как написано в предисловии. У них с критическим мышлением все в порядке, и книга захватывающая, до сих пор бестселлер. Я, когда прочитал ее, много понял про Японию, так что пусть изучают — может, и мы поймем что-то про себя наконец.

— Боюсь, скоро других источников для адекватного понимания не будет.

— Когда у нас вроде приличные люди спокойно говорят слово «пиндос», трудно рассчитывать на понимание друг друга.

О, вспомнил историю про понимание. Кажется, в Колумбийском университете, могу спутать, в свое время был закрыт институт, который изучал страны Центральной и Средней Азии, за ненадобностью, поскольку тогда никто не думал, что Советский Союз рухнет. Когда его директор Эдвард Аллворт, великий человек, ушел на пенсию. И вот СССР рушится, никто ничего не понимает, и его срочно вызывают и просят все объяснить про Среднюю Азию. Он пишет замечательную книжку, я ее читаю и вижу, что она написана по тем же законам, что и «Хризантема и меч». Вот такой постмодернистский шаг —рассказать о Средней Азии по структуре рассказа про Японию. Кстати, автор — человек легендарный. В день, когда была высадка в Нормандии, он был одним из тех смертников, которых сбрасывали на маленькие города с парашютом. Он был командиром роты, из роты выжило совсем немного.

Окончив войну, он поступил на исторический, начал заниматься Средней Азией, Востоком, стал большим ученым. У нас если сейчас пишутся книги об Америке, не стараются ее понять, скорее обвиняют. Что печально.

— Первое, что увидела, войдя в «Фаланстер», — молодого человека, покупающего книгу Николаса Старгардта «Мобилизованная нация. Германия 1939–1945». Она и у вас в топах продаж?

— Ее успех стал неожиданностью и для нас, и для издательства «КоЛибри». Она стала событием, хотя ее особенно никто не пиарил, рецензий внятных было мало. Но вдруг оказалась, наверное, самой продаваемой книгой нон-фикшен за 2022 год. В Переделкино опрашивали резидентов и гостей, какие книги больше всего на них повлияли, и они называли ее. В сентябре — октябре 2023-го она была в тройке самых популярных книг, выбранных достаточно широкой аудиторией, — это показательно, тем более среди этих людей было много молодых литераторов.

— Так им, как и многим, это интересно по другим причинам.

— Не думаю, что человек может получить прямой ответ про сегодня, изучая историю 80-летней давности. Но это говорит о читателях хорошо. Люди пытаются разобраться, пытаются понять, что происходит, как что возникает в истории. Люди именно с этим критическим мышлением, на которое собралось даже не крестовым, а Велесовым каким-то походом философское воинство.

— Так Велес и заведет их в темный лес неоязычества, где легко сгинуть.

— Ну, в общем, бог им судья. Но конечно,

Молодые люди уже через год смогут обосноваться, скорее всего, в другом мире, в других странах просто потому, что они пассионарны, работоспособны. Мы лишаемся научных поколений. И это не только гуманитарии, но и химики, физики, математики. Их не так видно, их не приглашают на ютуб-каналы, на сходки «экспертов», однако ситуация там еще похуже будет. Цифры называют самые разные, ясно одно: это настоящая катастрофа для будущего России.

— Но, возможно, не для уехавших. Вот, например, уже вовсю работает издательство, которое печатает книги, которые невозможно издать в России. Что вы думаете про Freedom Letters?

— Знаете, я пока наблюдаю эту историю и не могу сказать, что испытываю эйфорию от этого. Они, конечно, молодцы, я знаю многих людей, которые этим занимаются, но мне кажется, что пока книги можно издавать здесь, их надо издавать здесь. Хотя уже начались проблемы — и у издательств, и у авторов.

— По крайней мере, у известных авторов они уже в разгаре. Книги Бориса Акунина (признан «иноагентом») уже сняли с выпуска и отгрузки. Конечно, 35 миллионов уже проданных хватит надолго, но этот запрет усугубляет безумие.

— Книги на продажу уже не отгружают, но пока не изымают. С Акуниным история жутко трагикомическая, если честно. Человек, писатель по определению имеет право иметь свою позицию. И эта позиция не обязательно должна быть согласована с партией и правительством. Да, конечно, многие из нас жили при режимах согласования. Я сейчас прислушиваюсь к тем, кто сильно старше меня. Вот в их времена люди были запрещены и вычеркнуты из истории как таковой. Масса имен, но при этом какой-нибудь Тарле позволял себе на открытых лекциях нести такое, за что другого бы расстреляли точно. И конечно, мы знаем много писателей, которые были репрессированы, которые были расстреляны, которые были уничтожены просто только за один чих. С Акуниным все-таки не литературная история; сказать, что детективы, которыми он сделал свое имя, вредны для общества и власти, — это смешно. Если бы он, не приведи господь, торговал красной икрой, запретили бы красную икру?

— Про это никто и не говорит. Его наказали за определенную позицию.

— Его наказали за разговор, на который его развели Вован и Лексус. Это омерзительно. Задумайтесь, вот настоящий постмодерн! Персонажи, многое взявшие из Петросяна, «Камеди клаб» и КВН, у нас стали политическими фигурами, да не просто политическими, а наделенными карательными функциями.

— С этих уродов взятки гладки, но как Акунин и Быков (признан «иноагентом») могли не распознать подставу с их тонким писательским сознанием?

— У нас мания значимости писателя столь сильна, что их не удивил бы звонок ни Сталина, ни Брежнева, ни папы римского. Это обратная сторона «поэт в России — больше, чем поэт». Вообще надо быть достаточно избалованным и одновременно затравленным, чтобы предположить, что президенту воюющий страны делать больше нечего, кроме как литератору вражескому позвонить. Мне трудно представить Рейгана звонящим кому-то даже из американских, не то что советских писателей с заботливым вопросом «почему, сынок, ты давно не пишешь?». Правда, Ненси Рейган к Вознесенскому все же приезжала, а Шарль де Голль, когда во время беспорядков 1968 года хотели задержать Сартра, потребовал, чтобы его не трогали, сказав знаменитую теперь фразу: «Франция Вольтеров не сажает».

— Зато Россия только этим и занимается, расправляясь с культурой. Есть ли у вас ощущение, что и на Западе русскую культуру вытесняют?

— Я не думаю, что это относится к культуре. Когда группе «Любэ» не дают выступить в Берлине, это не про культуру, а про политику. Я не очень за этим слежу, но друзья говорят, что в Ла Скала три премьеры в этом сезоне — русские.

— Как вам кажется, можно ли говорить о миссии для последней эмиграции по сохранению гуманитарных ценностей?

— Не уверен, и не уверен по нескольким причинам. Все очень заняты собой, своими делами в первую очередь. Я знаю много примеров, когда люди уехавшие работают совсем не тем, кем должны работать, и занимаются совсем не тем, чем хотели бы заниматься. По предыдущей эмиграции мы знаем, что она поделилась на две части. Часть, сохранявшая жесткую идентичность, собиралась и слушала песни Татьяны и Сергея Никитиных, часть, оставаясь русскими по культуре, внедрялась в европейскую или американскую действительность, лишь малая часть — например, Борис Гройс, великий мыслитель — интегрировалась в мир и мировую культуру. И это лучшее, что может быть для сохранения русской культуры и ее места в мировой.

А что будет в ближайшее время, я не знаю, не могу проводить параллели.

— Например, будут расти продажи аудиокниг. Кстати, аудиокниги «Фаланстеру» помогают или мешают существовать?

— Ну, это сложный вопрос. Лет пятнадцать назад обсуждали электронные книги. Сейчас они заняли свою устойчивую нишу. Так же будет и с аудиокнигами.

В Америке, где продано их больше всего и где есть традиция чтения электронных книг, в отличие от России, они занимают, если не ошибаюсь, 30% рынка. Нет, меньше, и эта доля не растет уже долгое время, потому что какие-то книжки нужно читать в бумажном виде. Конечно, не иронический детектив, который вы, один раз прочитав в метро, перечитывать не станете. Безусловно, словари в бумажной версии сейчас издавать неразумно. «Британика» уже 10 лет назад перестала это делать. И великое техасское издательство, которое издает естественно-научные и технические книги, отказалось от бумажных версий. То же самое с аудиокнигами. Они же появились давно, их слушали в машинах, на дисках. Когда появились новые носители — смартфоны, наушники, — аудиокниги захватили гигантский рынок. Это неплохо, но это не страшно.

— Вы слушали книжки, которые читает искусственный интеллект?

— Я слушал книжку в машине, которую прочел робот Иван. Это было давно, его было безумно жалко. Сейчас есть прекрасные читалки; говорят, это совершенно нормальная история.

— Появляются ли новые издательства, несмотря на то что у многих старых сокращаются тиражи?

— Как раз прошедший год можно отметить двумя важными явлениями. Появилось много новых издательств, и появилось много новых книжных магазинов. Это очень хорошо, это говорит о здоровье общества на самом деле. Магазины появляются в самых экзотических местах и городах. Слава богу, они научились как-то выживать везде.

— С 2020 года количество книжных магазинов уменьшилось на три тысячи, но сейчас, например, «АСТ-Эксмо» собирается увеличить свою сеть «Читай город — Буквоед» на 50 магазинов.

— Мы с «АСТ-Эксмо» существуем в разных галактиках, в той я ничего не понимаю. Это как старый еврейский анекдот. На ступеньках банка Рокфеллера сидит Рабинович и продает семечки. К нему подходит человек и говорит: Рабинович, дайте мне взаймы 100 долларов. «Вы знаете, у нас с Рокфеллером договор: он не продает семечки, а я не даю денег взаймы».

«Читай город» и независимый книжный магазин никак между собой не связаны. Это совершенно разные вещи. Разные книжки продаются, по-разному устроена логистика, по-разному устроена жизнь. А что касается независимых магазинов, то они активно открываются и развиваются. Может быть, это дауншифтинг для кого-то, может быть, социальный лифт. В общем,

— Что думаете про выживание типографий, когда проблемы с новым оборудованием, запчастями и бегством рабочих на более выгодные предприятия ВПК явно обостряются?

— Слушайте, это вопрос технологический. Я тут не большой специалист. Но пока типографии вроде как живут и свои технологические трудности решают. Когда они попали под санкции, говорили, что станки остановятся, краски не будет, ниток не будет, картона не будет. Как-то они с этим справились. Конечно, трудности не идут на пользу, и качество книг вряд ли растет, а вот цена растет.

— Растет только стоимость печати и цена книг, а мелованной бумаги, как говорится, нет и неизвестно, когда будет…

— Альбомы в России и с мелованной бумагой были очень дорогие и не суперкачественные, в основном за границей печатались. Пока можем еще иностранные покупать.

— Как все эти процессы отражаются на вашем сайте «Горький»? Есть ощущение, что редакция еще сильнее сконцентрировалась на рецензировании книг, чья аудитория сузилась?

— Слушайте, я понимаю претензию.

— Это не претензия, это вопрос. Это установка?

— В общем, установка. Наша задача — сохранить тот формат, который мы придумали, и его защитить. Институции так и рождаются. Действительно, о большинстве книг, про которые мы пишем, никто не пишет вообще. А мы считаем, что обязаны о них писать. И мы будем писать, будем говорить с переводчиками, с учеными, с людьми, которые не продают по 10 000 своих книг в месяц.

У нас другие задачи — рассказывать о книгах, не попадающих в обычные обзоры, например, про книжки «Альпины», «Лимбус Пресс». Как раз я очень горд и очень благодарен нашим сотрудникам, нашим авторам, что формат этот сохраняется, а в первую голову — нашим прекрасным читателям.

С началом спецоперации у нас сильно сократился трафик, в некоторых странах все русские сайты, и мы не исключение, были заблокированы, в одной соседней стране было примерно 15% наших читателей. Мы упали значительно, но значительно меньше, чем нам предрекали. И до сих пор