Рассуждая о задачах истории и долге историка, Ломоносов писал, что историограф «должен быть человек надежный и верный и для того нарочно присягнувший, чтобы никогда и никому не объявлять и не сообщать известий, надлежащих до политических дел критического состояния, природный россиянин, чтоб не был склонен в исторических сочинениях ко шпынству и посмеянию».
Вечный оппонент Ломоносова академик Миллер придерживался диаметрально противоположной точки зрения: историк «должен казаться без отечества, веры, без государя… все, что историк говорит, должно быть строго истинно, и никогда не должен он давать повод возбуждению к себе подозрения в лести».
Кто же прав? Великий русский ученый-патриот Ломоносов или иностранец Миллер, склоняющий нас «ко шпынству»? Правда, как раз в науке истории Михаил Васильевич отличился куда как меньше, чем в химии, металлургии или, скажем, в литературе отечественной. А работы Герхарда Фридриха Миллера, например, о Сибири, где он провел годы в экспедициях, общепризнанно стали «первым правильным ученым трудом по сибирской истории».
И почему, кстати, «иностранец»? Официально нашим соотечественником Миллер стал в 1748 году, когда перешел в российское подданство. Умер в 1783-м.
И еще цитата.
«Особенно тяжело несут свой крест те, кто так старался, так старался всегда идти в ногу со временем (да еще при этом на цыпочках). Самое неприятное было то, что слишком часто приходилось переменять ногу. Но ведь не все могут это делать легко и быстро, гуляючи, припеваючи, играючи, напевая, танцуя, плюясь и сморкаясь.
Но — «истина остается истиной, независимо от того, что существует и ложь».
Так писал в своей преисполненной сарказмов книге «Сдача и гибель советского интеллигента. Юрий Олеша» ее автор Аркадий Белинков.
«Во главе с русским народом»
С первых лет после революции взгляд на историю России был (вполне объяснимо) несколько упрощенным: отсталая, «тюрьма народов»… И это, признаться, многим нравилось. При этом, правда, границы Российской империи старались сохранить, насколько возможно, незыблемыми. И даже расширить их. Потому что — не тюрьма уже, чай; понимать надо, а не понимаешь — заставим.
В 1930 году прогремело знаменитое «Академическое дело», когда под надуманным предлогом разом арестовали несколько десятков крупнейших российских историков.
Потом грянула война, естественно, подстегнувшая патриотизм.
В первом номере журнала «Славяне» за 1943 год, в редакционной статье впервые была высказана новая важная идея, говорившая о дальнейшей эволюции партийно-государственной идеологии.
«Русский народ предстает перед всем славянским миром как мститель за оскорбление, нанесенное всей славянской семье народов. Есть центр для объединения славян в отпоре наглым немецким разбойникам. Это Россия. Народы Советской страны во главе с русским народом создали государство нового типа, равного которому нет по прочности. В Великой Отечественной войне советского народа изжито и былое недоверие славянских народов к старшему в их семье — к русскому народу».
От идеи союза равных славянских народов начался переход к идее союза во главе со старшим братом — русским народом, то есть идея славянского объединения стала принимать русоцентристский характер. Наименование русского народа «старшим братом» с течением времени становилось все более привычным и частым.
Летом 1944 года в Москве было проведено совещание власти и историков. Компетентные органы сочли, что настало время «сверить часы». Потому что стали заметны отклонения от (выбранного наверху) курса.
Еще в феврале секретарю ЦК Щербакову сообщили о том, что профессор Московского университета Михаил Тихомиров (будущий академик) проявил непростительную близорукость при написании работы «Ледовое побоище и Раковерская битва». Очевидно, обладая более сильным критическим интеллектом источниковеда по сравнению с Тихомировым и лучше него ориентируясь в средневековых документах, некий партработник Е. Леонтьева зорко подметила:
«Сбитый с толку немецкими источниками» (!) историк неверно «утверждал вслед за немцами, что отношения… русских князей с народами Прибалтики якобы преследовали грабительские цели, что русские грабили и разоряли западные области ливов и эстов. Профессор на протяжении многих страниц своей книги охотно цитирует высказывания немецких историков (Генриха Латвийского, онемеченного латыша, кстати, но Леонтьева этого не знала), по существу, направленные на утверждение фашистской легенды о превосходстве германской нации. Авто утверждает, что «в 1210 году немцы ходили на приморских эстов со вспомогательным отрядом русских из Пскова. Набег сопровождался страшными грабежами и насилиями. Немцы с их союзниками (т.е. русскими), обходя все кругом, разоряли и сжигали что находили».
Михаил Тихомиров. Фото: В. Егоров, В. Шаровский / ТАСС
Леонтьева не объяснила, Тихомиров ли выдумал этот факт, немецкие ли фашисты, жившие в XII веке, фальсифицировали историю. Важен был обнаруженный идеологический вывих.
Книгу Тихомирова запретили.
С другой стороны, тревогу вызывали и те, кто, казалось бы, никаких тревог вызвать не мог: ортодоксальные большевики типа заслуженного академика Анны Михайловны Панкратовой, явно недопонимавшие новых задач, вставших перед страной.
Из письма Панкратовой в ЦК:
«Профессор Смирнов П.П. заявил, что «Теперь перед нами другая задача — возвеличение нашего прошлого, и нам необходимо реабилитировать не только Ивана IV и Петра I, но и других царей XVIII, XIX веков, так как они действовали в своей внешней и колониальной политике в интересах укрепления Российской державы и ее расширения, а массовые народные движения в частности, крестьянские и национальные восстания подрывали государственное могущество России. Профессор Яковлев объявляет прогрессивной всю колониальную политику царизма в XVIII–XX веках. С целой программой «пересмотра» истории СССР выступил на заседании авторов коллектива второго тома учебника по истории СССР для вузов руководитель Высшей дипломатической школы профессор Бушуев С.К. Мотивируя необходимость этого пересмотра условиями Великой Отечественной войны, он выдвинул лозунг: «Добить национальной нигилизм!».
Анна Панкратова. Фото: А. Батанов, В. Шаровский /ТАСС
Письма Панкратовой обратили на себя внимание работников идеологического аппарата ЦК партии. И 18 мая 1944 года начальник Управления пропаганды и агитации ЦК Александров, редактор «Правды» Поспелов и заместитель начальника Управления пропаганды и агитации Федосеев подписали служебную записку под названием «О серьезных недостатках и антиленинских ошибках в работе некоторых советских историков». Документ был направлен секретарям ЦК Маленкову и Щербакову.
Саму Панкратову обвинили в том, что она в школьном учебнике «вслед за немецкими историками начинает русскую историю с Рюрика и навязывает советским людям немецкие фальсификации о варяжском происхождении русского государства».
Далее, анализируя статьи и учебники по истории России, критики обвиняли авторов (Панкратову, Бахрушина, Лебедева, Нечкину) в том, что в их трудах
«умаляется и принижается великое историческое прошлое нашей Родины, замалчивается и искажается роль выдающихся деятелей русского народа».
К этим деятелям были отнесены Иван IV, Минин и Пожарский, Суворов, Кутузов, Ушаков, Нахимов, Радищев, декабристы, Белинский, Чернышевский, Добролюбов. Особенно партийные критики вступились за царя Ивана. Все описания отрицательных черт грозного правителя, данные Бахрушиным в школьном и вузовском учебниках, партийные идеологи посчитали чуть ли не клеветой на этого героя российской истории.
В общем, совещание историков собралось. В нем приняли участие наряду с учеными аж три секретаря ЦК ВКП(б) с командой идеологических работников меньшего ранга. На совещании (продолжавшемся с огромными — до двух с лишним недель перерывами) выступили все. Чтение завораживающее.
Мнение партийного руководства было поручено огласить С. Ковалеву, заведующему отделом Управления пропаганды и агитации ЦК.
Кандидат наук Ковалев, в частности, сказал:
«Авторы (учебника для исторического и неисторических факультетов) не нашли ничего лучшего, как характеризовать развитие русской культуры в течение всего XVII века словами изменника Родины Котошихина. Известно, что Котошихин, будучи служащим в одном из приказов, продавал государственной важности документы иностранцам, затем бежал за границу и там написал пасквиль на русское государство и русский народ. Авторы учебника цитируют наиболее отвратительные места этого пасквиля».
Откуда же было знать людям, не изучавшим русской средневековой истории, что при всей неприглядности нравственного облика Котошихина он — автор сочинения, в котором наиболее обстоятельно были описаны московские порядки, что его произведение — это единственное в своем роде свидетельство о жизни правительственных учреждений тогдашней России.
Григорий Котошихин. Автограф сочинения, ныне известного как «О России в царствование Алексея Михайловича». Фото: Википедия
Вопрос о ценности исторического источника для кандидата исторических наук Ковалева не вставал. Слова «изменник Родины» в условиях третьего года Великой Отечественной войны звучали страшно. Преступно было цитировать любое сочинение изменника.
Итоговый документ совещания готовил Александров, потом дело поручили Жданову. Сталин контролировал, вдумчиво читал и правил варианты (11!). Последняя редакция текста, которую удалось обнаружить в архиве, относится к 9 сентября 1944 года.
В целом итоговая правка Сталина была незначительной. Можно полагать, что основное содержание тезисов не вызвало возражений с его стороны. Однако они так и не были опубликованы.
И хотя тезисы ЦК по ходу работы над ними наполнялись идеями славянского единства и дополнялись мыслями о солидарности с югославскими партизанами, они, увы, включали в себя и не подходящие для текущего момента идеи и характеристики. Советская армия к тому времени вышла на границы СССР, вступила в Польшу. Стоило ли напоминать полякам о том «общеизвестном факте, что царизм был угнетателем трудящихся, а царская Россия — тюрьмой народов», сообщать о том, что среди российского руководства есть люди, которые оправдывают реакционную колониальную захватническую политику царизма, отрицают прогрессивное значение национальной освободительной борьбы угнетенных народов (в том числе и польского), возрождают «реакционные, великодержавно-националистические воззрения» или находится в идейной зависимости от «немецких историков-норманнистов»?
У Сталина могли быть разные причины воздержаться от публикации тезисов. Несомненно, действительность была богаче высказанных здесь предположений, нет сомнений также и в том, что принять решение не публиковать тезисы мог только Сталин.
Но главное, что еще раз показало совещание (прежде всего — самим историкам), — это то, что любая окончательная оценка исторических событий, пусть и свершившихся многие столетия назад, может быть сделана лишь в единственном месте — в ЦК партии.
Петр Шамшин. Вступление Иоанна IV в Казань. Источник: Википедия
Где вскрывались серьезные ошибки
9 августа 1944 года ЦК вынес постановление «О состоянии и мерах улучшения массово-политической и идеологической работы в Татарской партийной организации». В этом постановлении ЦК партии заявил о «серьезных ошибках идеологического характера в исторической науке, в литературе и искусстве Татарии». В резолюции постановлении говорилось:
«Предложить Татарскому обкому ВКП(б) устранить допущенные отдельными историками и литераторами серьезные недостатки и ошибки националистического характера в освещении истории Татарии (приукрашивание Золотой Орды, популяризация ханско-феодального эпоса об Идигее). Обратить особое внимание на исследование и освещение истории совместной борьбы русского, татарского и других народов СССР против царизма и помещичье-крепостнического гнета, а также на историю социалистического преобразования Татарии в период Советской власти и популяризацию выдающихся деятелей, ученых и революционеров татарского народа и его сынов — героев Отечественной войны».
В декабре 1945 года ЦК партии отметил, что в «Истории Казахской ССР» приукрашиваются национально феодальные отношения казахов и, наоборот, недостаточно показывается угнетение трудящихся масс со стороны казахских султанов и ханов. Вопреки историческим фактам казахское государство XV–XVIII веков объявляется прочным и могущественным государством, тем самым объективно умаляется значение Великой Октябрьской социалистической революции, создавшей подлинно независимое государство — Казахскую ССР, являющуюся неразрывной частью Советского Союза. В «Истории Казахской ССР» дана однобокая оценка присоединения Казахстана к России. Этот факт рассматривается в «Истории» только под углом зрения завоевательной политики русского царизма. Авторы не учли исторической обстановки, сложившейся в Казахстане в момент его присоединения к России и не показали по-настоящему прогрессивное значение вхождения Казахстана в состав Российской империи».
Доклад Александрова 1 августа 1945 года «О некоторых задачах общественных наук», с которым он выступил на курсах преподавателей социально-политических дисциплин, был опубликован в журнале «Большевик» и стал директивным.
«Ни один из учебников по истории Средних веков не говорит о роли Киевского государства в истории Европы… Роль восточных славян, остановивших и опрокинувших монгольские полчища и спасших тем самым цивилизацию Европы, остается невыясненной».
Намекая на работу А.И. Яковлева о холопстве на Руси, Александров и в ней увидел тлетворное влияние немецких историков. Яковлев сближал название славян с восточным и западноевропейским названием раба. Партийные идеологи увидели в этом прямой результат воздействия немецких фальсификаторов — «клеветническое положение о рабском характере славянских племен, якобы нашедшее свое выражение в психике, культуре и государственности славянских народов». Эту часть своего доклада Александров завершал постановкой очередной задачи для историков — «до конца разоблачить немецкую фальсификацию истории происхождения славян».
Что же написал Яковлев в своей многострадальной книге?
«Славянские рабы становятся одним из самых ходовых товаров на среднеазиатских, месопотамских и на всех средиземноморских рынках. Особенно значительные массы славянских рабов появились на рынке после ударов, нанесенных славянству Карлом Великим, Людовиком Немецким и имп. Оттоном I, победы которых над славянами повыбрасывали на итальянские, испанские и африканские невольничьи базары огромные партии военнопленных славянских невольников. Вот почему и на востоке, и на западе нарицательным термином для обозначения невольника вообще сделалось племенное название именно славян».
Действительно, как можно написать подобное о величайшем среди народов мира, ведомом товарищем Сталиным?!
6 мая 1952 года «Правда» сообщила, что азербайджанский историк Г. Гусейнов лишен Сталинской премии за книгу «Из истории общественной и философской мысли в Азербайджане в XIX в.».
Современник события историк С. Дмитриев с изумлением отметил в своем дневнике, что это был «случай беспрецедентный в своем роде». Некоторые книги, удостоенные премии, подвергались суровой критике, но авторов премии не лишали. «Вину Гусейнова усмотрели в том, что в этом труде идеализирован мюридизм Шамиля и сам Шамиль, показанные как явления социального порядка, борьба народно-освободительная», — писал Дмитриев.
Гейдар Гусейнов. Фото: Википедия
«Но ведь всё это было в Дагестане! — восклицал Дмитриев. — И удельный вес этого вопроса в книге, трактующей Азербайджан, ничтожен. И наконец, ведь во всех учебных пособиях Советского Союза (в том числе и авторов, и редакторов, являющихся лауреатами Сталинской премии Нечкиной и Панкратовой) именно так и трактуется Шамиль. Так же дело обстоит и с учебником Шестакова, и с хрестоматиями, и пр. и пр.».
16 мая Дмитриеву позвонила Панкратова с предложением подписать письмо, составленное ею и Нечкиной и обращенное к сыну Жданова Юрию, тогда возглавлявшему отдел науки ЦК. В письме содержалась почтительная просьба собрать совещание историков в связи с отменой премии Гусейнову и вопросами об освещении борьбы горцев.
«Какая концепция понравится Ему?»
В 2005 году брянский профессор Александр Дубровский издал замечательную книгу «Историк и власть. Историческая наука и концепция истории феодальной России в контексте политики и идеологии (1930–1950 гг.)». Очень многого нигде больше прочитать мне не удалось — только в этой книге. В ней отдельной главой даны наброски к портретам ведущих деятелей отечественной науки. Портреты вызывают горечь.
Борис Дмитриевич Греков. Фото: Владимир Савостьянов /ТАСС
«Идеологическая дань», которую платил власти каждый из ученых, была разной. Разными были цены и меры компромисса. Поэтому разной оказалась и ценность сделанного ими.
Академик Борис Дмитриевич Греков, лауреат Сталинской премии, в 1930 году был осужден по «Академическому делу».
Сохраняя порядочность в отношениях с коллегами, он то и дело был вынужден приспосабливаться к велениям времени. Характерна фраза, запомнившаяся коллеге Грекова и содержащаяся в книге историка Кобрина. Греков спрашивал:
«Вы же партийный, посоветуете. Вы должны знать, какая концепция понравится Е м у». И показывал на портрет Сталина, висевший на стене…
Написанные Грековым книги сейчас читать трудно. По мнению того же Кобрина, «в трудах Б.Д. Грекова сегодняшнего читателя поражает сочетание широкой эрудиции и высокой профессиональной культуры со схематизмом выводов, точно укладывающихся в прокрустово ложе формационного учения в том виде, в каком оно было изложено в «Кратком курсе истории ВКП(б)».
Член-корреспондент АН СССР Сергей Владимирович Бахрушин, лауреат Сталинской премии, был осужден по «Академическому делу», в 1933 году амнистирован. В 20-х годах, занимаясь историей Сибири, он написал работу «Русские переселенцы в прошлом».
Сергей Владимирович Бахрушин. Фото: Владимир Савостьянов /ТАСС
Оказалось, что картина взаимоотношений русского населения и местных жителей была настолько наполнена жестокостями, что никак не соответствовала стремлению власти в 1930-х годах показать благотворность присоединения тех или иных народов к России. Ясно, что эта работа не появилась в печати.
Во второй половине 30-х годов Бахрушин выступил в Институте истории с докладом «Восстание в Западной Сибири в 1662–1665 годах». Это восстание носило антирусский характер, имело целью отделить значительную часть территории Сибири от России. Понятно, что тема борьбы любого нерусского народа в пользу образования собственного государства была запретной при жизни Бахрушина. Да и в 1980-е годы, когда профессор Дубровский готовил к печати сборник неопубликованных трудов Бахрушина, эта работа была сочтена «неуместной».
Академик Лев Владимирович Черепнин.
Имеется одно немаловажное свидетельство о его судьбе. Это письмо И.С. Макарова Бахрушину от 20 декабря 1932 года.
«Лев Вл. находится по-прежнему близ с. Копачево на Двине в 120 верстах от Архангельска. Он перенес тиф и как будто до сих пор еще не может перейти на конторский труд; летом занят на каменных разработках, а зимой — на заготовках леса. Для него самое лучшее было бы перебраться, по крайней мере, в Архангельск.
Мне следователь Брауде прямо заявила, что мои фашистские убеждения ей хорошо известны. Я обвинялся в участии в организации, а Лев Владимирович лишь в недоносительстве, причем ему было обещано освобождение в том случае, если он возьмет на себя определенное амплуа. Наши доклады у Вас на квартире рассматривались следствием как одно из звеньев организации, причем спорить и опровергать всю вздорность этих построений было совершенно бесполезно. Но на вопрос относительно участников наших собраний мы с Л.В. ответили по-разному. Л.В. отказался их назвать, а я, как это ни было неприятно, назвал фамилии, так как был уверен, что все сидят».
Итак, Черепнин отказался сотрудничать со следствием, стать доносчиком (принять «определенное амплуа»), и наказание ему последовало особенно тяжелое. Власть низвела историка до положения арестанта, чернорабочего, а затем изгоя. Он, как и все историки, проходившие по «Академическому делу», жил в страхе до конца своих дней.
Академик Степан Борисович Веселовский.
Степан Борисович Веселовский. Фото: Википедя
Впервые он довольно обстоятельно высказался об Иване Грозном в большой статье «Синодик опальных царя Ивана как исторический источник» (1940 год). Опубликование работы Веселовского облегчалось тем, что она была предназначена для академического сборника статей и носила источниковедческий характер. В ее названии не содержалось никакой оценки правления Грозного. Автор писал о казнях в период правления Грозного. Однако их в то время не замалчивали и апологеты царя. Репрессии и жестокости Ивана были оправданы, в частности, в учебнике для университетов тем, что эти жестокости ничем не отличались от тех, которые допускали другие правители, современники Грозного, а также тем, что царь осознал необходимость создания сильного государства и не останавливался ни перед чем для достижения этой цели.
«В одних случаях (казни) происходили по суду и публично, в других — без суда, без объявления вины, внезапно; в одних случаях сопровождались пытками, мучительством и затем издевательством над трупами, в других все ограничивалось смертью и конфискацией имущества, — писал Веселовский. — Со времени учреждения опричнины в 1565 году казни приобрели характер организованного террора, направленного уже не столько против виновных, сколько против самых широких слоев населения, но в первую очередь, конечно, против тех, кто подвертывался под горячую руку царя, кто составлял его ближайшее окружение и был исполнителем его распоряжений, будь то боярин, приказный дьяк или псарь, поставленный на заставе. Через них царь Иван распространял ужас в низшие слои населения, а иногда производил непосредственные погромы. Террор принимал характер системы»
Веселовский отвергал мысль о важной роли царя Ивана в проведении реформ в 1547–1550 годах. В это время Иван был юношей, проводил большую часть времени в поездках на охоту и богомолье, а затем находился под опекой своих советников. «Мы не имеем никаких оснований приписывать реформы Ивану, они совершены его именем, с его одобрения, но ссылаться на них в доказательство мудрости и государственных талантов Ивана нет оснований.
Годы его самостоятельного государствования — с 1560 г. и до смерти — были едва ли не самым темным и тяжелым периодом во всей истории Московского государства. По бедствиям, перенесенным народом в это время, этот период не уступал лихолетью Смутного времени с его дворцовыми переворотами, самозванщиной, гражданской войной и польской интервенцией».
4 сентября 1946 года Оргбюро ЦК партии вынесло постановление, в котором говорилось: «Режиссер С. Эйзенштейн во второй серии фильма «Иван Грозный» обнаружил невежество в изображении исторических фактов, представляя прогрессивное войско опричников Ивана Грозного в виде шайки дегенератов, наподобие американского Ку-Клукс-Клана». Партийный документ точно цитировал высказывания Сталина на беседе с авторами фильма. Это был характер директивы.
С 1945 года до самой смерти в 1952 году Веселовский не написал ни строчки об опричнине. Есть основание думать, что работа была прервана по какой-то внешней причине — быть может, из боязни доноса и обыска.
В архиве академика нашли подготовленный им цикл очерков. Собранные в огромный том и изданные в 1963 году «Исследования по истории опричнины» — наверное, лучшее, что было когда-либо написано об эпохе Ивана Грозного. С тех пор книга не переиздавалась.
Зато Ивану Грозному в России сейчас установлены памятники.
***
«История состоит из разделов. Первый раздел, второй раздел, третий раздел. И хоть бы кто-то одел… Вот такая история».
Так написал сатирик Феликс Кривин.
