12 сентября 2023 года Владимир Путин, выступая на Восточном экономическом форуме, заявил, что России нужен «новый, молодой класс бизнесменов». «Я хочу подчеркнуть еще раз, особенно в сегодняшних условиях: в целом российский бизнес ведет себя в высшей степени ответственно. Сохраняет рабочие коллективы, налаживает новые логистические цепочки, активно себя ведет. Конечно, во многих случаях востребовано появление нового, молодого класса бизнесменов. Это тоже правда. Но никто не говорит, что нужно решать вопросы деприватизацией», — сказал он.

Этот спич стал реакцией на слова президента Российского союза промышленников и предпринимателей Александра Шохина, который выразил беспокойство по поводу национализации пермского химзавода «Метафракс Кемикалс», ростовского агрохолдинга «Покровский» и еще нескольких предприятий, к руководству которых Генпрокуратура до этого подала иски о незаконности приобретения имущества в частную собственность. «У нас никто не знает, кто в очереди может быть следующим», — сказал тогда Шохин.

26 марта Владимир Путин вновь вернулся к теме — уже на расширенной коллегии Генпрокуратуры: «И еще об одном важном моменте: имею в виду работу по возврату в государственную собственность ряда крупных предприятий и имущественных комплексов. Сразу хотел бы обозначить здесь позицию: ни о какой деприватизации, огосударствлении экономики речь не идет, да и идти не может».

Однако цифры говорят сами за себя: с 2022 года в России был подан 41 иск о национализации крупных предприятий. И не только военно-промышленного комплекса, как об этом заявляют в государственных СМИ, но и пищевой, химической, целлюлозно-бумажной, металлургической промышленности и других. Самым «народным» кейсом, пожалуй, стал иск о национализации макаронной компании «Макфа», поданный 28 марта — через два дня после выступления Владимира Путина на коллегии Генпрокуратуры.

«Новая газета» рассказывает:

• каковы принципы идущей сейчас деприватизации;
• у кого забирают имущество и кому его передают;
• как от этого уже страдают простые россияне и почему опасаться стоит не только крупному бизнесу.

Часть I.

Неблизкие люди

Плохо Родину любил

— Когда Путин сказал, что электродное производство закроется, у мужиков сердечный приступ был: у нас здесь работает 400–450 человек, и куда нам деваться? Ехать в Курганскую или Белгородскую область на другие заводы или сразу в «Пятерочку» продавцами идти? Ну ладно работники склада — им что у нас, что в Wildberries, а если ты в цехе графитации работаешь или на механической обработке? Путину и Текслеру очень легко сказать: вредное предприятие — давайте закроем, а людям-то работать негде будет, — Максим, загрузчик-выгрузчик Челябинского электрометаллургического комбината (ЧЭМК), говорит, что никогда не думал, что станет заложником ситуации, которой сам на деле желал. Приватизацию 90-х он считает нечестной, но того, что государство, решив забрать комбинат себе, поставит вопрос о закрытии цехов — пусть даже временном — представить не мог.

ЧЭМК действительно решили национализировать, а его электродное производство закрыть и вынести из Челябинска «легко» — будто бы между делом. Владимир Путин за месяц до выборов, 16 февраля, приехал в Челябинскую область, и губернатор Алексей Текслер в разговоре с ним среди прочего поднял важную для горожан тему загрязнения воздуха.

«У нас на территории Челябинска, фактически в центральной его части, находится крупное металлургическое производство — Челябинский электрометаллургический комбинат. Вредное производство. В 2019 году мы подписывали соглашение по снижению выбросов, в настоящий момент в полном объеме соглашения не выполняются, в части электродного производства работы никакие не велись по снижению выбросов», — сказал Текслер.

Через 10 дней, 26 февраля, арбитражный суд удовлетворил иск Генпрокуратуры о передаче акций ЧЭМК в собственность государства. В тот же день СМИ сообщили, что уже экс-владелец комбината Юрий Антипов был задержан по уголовному делу о мошенничестве. Правда, его отпустили под подписку о невыезде. Были ли предъявлены бизнесмену обвинения и в чем именно их суть, неизвестно.

Губернатор Текслер пообещал закрыть электродное производство к 1 марта.

— Что тут началось! Стали вызывать в отдел кадров, предлагать либо переводиться в другие цеха, либо уходить в отпуск. На какое время в отпуск — непонятно, но оплачивать обещали только 36 дней — стандарт. Чтобы перевестись в другой цех, нужно переучиваться и начинать карьеру заново, а это значит минус к зарплате, — рассказывает Максим. — Вся суета началась сразу после заявления Путина, а закончилась где-то через неделю: выяснилось, что производство все-таки будет работать, переносить его то ли собираются, то ли не собираются, но 1 марта давно прошло, а мы на своих местах.

Заявление о закрытии электродного производства было удалено с сайта ЧЭМК. Отменено оно или нет, было ли оно просто предвыборным ходом — непонятно. Но точно не пустыми были слова о «поступлении комбината в собственность государства»: 27 марта апелляционная инстанция отказала в удовлетворении жалобы недавних собственников — Юрия и Людмилы Антиповых — на национализацию предприятия.

Юрий Антипов — типичный представитель уральской бизнес-элиты, весьма состоятельной (у Антипова в 2021 году было $700 млн и 170-е место в рейтинге Forbes), но в то же время не приближенной к федеральным властям.

Заработав в «Энергии» первые капиталы, бизнесмены в 1995 году занялись выпуском продукции — от мяса до вина — под брендом «Ариант», который на Урале популярен до сих пор. А в 1996 году начали скупать акции ЧЭМК и постепенно стали его единственными владельцами. Но в 2020 году они решили разделить бизнес-империю, и электрометаллургический комбинат остался за Антиповым.

— Антипов — классический выходец из 90-х, но не из бандитов, а из тех, кто быстро сориентировался и начал прибирать собственность к рукам, — рассказывает главред одного из челябинских изданий, попросивший об анонимности. — Ценности у него тоже из 90-х: дорогие автомобили (он ездил по Челябинску на Rolls-Royce Phantom и Maybach) и дорогая недвижимость (у него большой особняк под Челябинском, а у его детей — в Соединенных Штатах). Двое старших сыновей живут в США, младший — в Черногории. Мне кажется, что он попал под раздачу, потому что не связан ни с кем из власти и потому что не выступал публично в поддержку СВО.

С этой точкой зрения согласен и челябинский политолог Александр Мельников.

— Сейчас от бизнесменов ожидают, чтобы и сами они, и члены их семей жили на родине. Чтобы здесь же держали все свои активы и реализовывали благотворительные проекты в поддержку СВО, — говорит он.

Зампред челябинского «Яблока» Андрей Талевлин также подчеркивает, что национализация завода, который действительно досаждал жителям города, произошла во время сразу двух избирательных кампаний: президентской и губернаторской (выборы главы региона пройдут в сентябре 2024 года).

— А у нас как только начинаются избирательные кампании, сразу начинают разыгрывать экологическую карту, — говорит он. — Это один из самых болезненных вопросов для Челябинска.

Талевлин вспоминает интересный факт: в 2013 году Владимир Путин, напротив, заступался за ЧЭМК перед губернатором Челябинской области Михаилом Юревичем и выступал против выноса завода за пределы города. На сайте Кремля сохранилась стенограмма их разговора:

По информации Forbes, 75% ЧЭМК могут перейти «Ростеху», а оставшиеся 25% — частному инвестору: в качестве кандидатов называются «патриотически настроенные» екатеринбургские бизнесмены Игорь Алтушкин и Андрей Козицын, также владеющие металлургическими компаниями. Алтушкина называли одним из спонсоров батальона «Урал», участвующего в спецоперации, а Козицын известен в Екатеринбурге проектами по строительству храмов.

«Макфа» по-флотски

Но если в национализации ЧЭМК есть доля невезения (Антипов действительно мог прийтись кстати из-за выборов), то в истории с громкой деприватизацией «Макфы» все логично: ее владелец (теперь уже, видимо, бывший) — тот самый экс-губернатор Челябинской области Михаил Юревич, которого Путин осадил в 2013 году. Юревич давно находится в опале — еще в 2017 году на него было возбуждено уголовное дело о получении взяток.

Генпрокуратура подала иск об изъятии активов Юревича и его приближенных, в том числе экс-депутата Госдумы Вадима Белоусова, 28 марта. По мнению прокуроров, Юревич во время пребывания на губернаторской должности «создал ложную видимость дистанцирования от бизнес-проектов», переписав активы на своих родителей и сына, а также на Белоусова. Но изъять у экс-губернатора хотят не только макаронную корпорацию: в иске Генпрокуратуры упоминаются 34 предприятия, в том числе — комбинаты хлебопродуктов, газоснабжающая компания, отели и торгово-развлекательный комплекс «Родник» в Челябинске.

На деле свой бизнес Юревич также начал в 90-е — задолго до губернаторства. В 1993 году он стал директором челябинского хлебокомбината № 1, а затем начал скупать его акции. Сам он вспоминал о покупке комбината так: «На хлебокомбинате № 1 мы с середины 1990-х годов арендовали помещение. А еще здесь работала главным бухгалтером теща моего друга. Шла приватизация, руководители комбината искали кому продаться, и директор Матюшевский сделал нам официальное предложение. Мы купили на аукционе пакет акций, потом выкупили акции у коллектива, сформировали контрольный пакет, который впоследствии еще увеличили». Комбинат, как вспоминал Юревич, тогда «лежал буквально в руинах» — его не реконструировали лет тридцать или сорок.

Обзаведясь деньгами на хлебе, в 1995 году Юревич купил Челябинскую макаронную фабрику, а затем и Сосновский хлебокомбинат.

В 1996 году появилась и Ассоциация предприятий «Макфа». Сегодня это крупнейший производитель макаронных изделий в России: каждая пятая пачка макарон в стране продается под брендом «Макфа».

1 апреля ТАСС опубликовал постановление Федеральной службы судебных приставов о наложении ареста в рамках национализации «Макфы» на рекордную сумму — 100 триллионов рублей. Многих тогда удивило, как Юревич мог заработать такие деньги, ведь это четыре годовых государственных бюджета Российской Федерации. Однако представляющий интересы Юревича адвокат Павел Хлюстов назвал это «творчеством пристава» и отметил, что в иске о национализации значится другая сумма — 22 миллиарда рублей. А 100 триллионов — это максимальная сумма, которую можно вбить в соответствующее поле при составлении документации на арест имущества.

— История с Юревичем сложная, — говорит главред одного из челябинских изданий. — С одной стороны, дело о взятке в 26 миллионов рублей, переданной ему бывшим министром здравоохранения области Тесленко (следователи полагают, что взятка была долей Юревича за коррупционные контракты по поставке высокотехнологичного оборудования в медучреждения региона. — И. Ж.), выглядит довольно убедительно. И сложно отрицать, что выход Юревича из бизнеса на время губернаторства был лишь формальным, потому что контроль над активами полностью сохраняла его семья. С другой стороны, он реально заботился о регионе, провел «дорожную революцию», в рамках которой и в Челябинске, и в области было отремонтировано — и качественно — очень много дорог. При нем шли ремонты в больницах, поликлиниках — как минимум было видно, что регион не хиреет. Его преемник Борис Дубровский, к сожалению, запомнился челябинцам куда с худшей стороны — не только коррупцией (Дубровского обвиняют в превышении должностных полномочий при заключении контрактов на строительство дорог, ущерб оценивается в 20 млрд рублей. — И. Ж.), но и бесхозяйственностью.

Часть II.

Кому выгодно?

Антикоррупционный эксперт Илья Шуманов*, анализирующий современную российскую национализацию, выделяет три основных мотива, которыми государство обосновывает изъятие имущества у предпринимателей.

— Сегодня экономическая политика российского государства пришла к точке, в которой могут быть пересмотрены условия рынка. Такое редко происходит, раз в 20–30 лет, а в некоторых странах не происходит вообще, — говорит он. — В этой точке открывается возможность для передела рынка. И формально для этого используются три предлога. Первый — антикоррупционный, связанный с тем, что чиновники и депутаты ведут коммерческую деятельность в период нахождения на государственных должностях. Второй аспект — нарушение условий приватизации: то есть государство спустя 30 лет решило проверить, все ли приказы в 90-х были подписаны нужными чиновниками. Третий — подозрения в финансировании ВСУ.

Национализация по причине финансирования украинской армии коснулась, например, предприятия «Метинвест Евразия», принадлежащего украинскому бизнесмену Ринату Ахметову. Следственный комитет заявил, что компания, занимающаяся продажами продукции из стали, переводила деньги в Первый украинский международный банк, откуда они шли на нужды военных. По этой же причине российская предпринимательница Елизавета Андреева была лишена прав на Уральский завод авто-текстильных изделий: следователи выяснили, что Андреева — родная сестра замминистра инфраструктурного развития Украины Константина Ефименко.

Шуманов говорит, что

Тем более что в некоторых случаях национализированные предприятия с 90-х годов перепродавались по нескольку раз, и их владельцами к сегодняшнему дню были добросовестные приобретатели.

— Это чисто политические решения, имеющие очень слабые юридические основания. Когда ты читаешь иск прокуратуры и в нем написано, что владелец предприятия имеет гражданство США и что это недружественная страна, а потому надо изъять предприятие в собственность государства, хочется просто за голову схватиться: в 2010 году суд бы просто выбросил такой иск в мусорное ведро. А сейчас эти иски удовлетворяются, — говорит Шуманов.

Эксперт считает, что чтобы понять, по какому принципу выбираются предприятия для национализации, нужно смотреть на выгодоприобретателей. И обращает внимание, например, на кейсы национализированной еще в 2020 году после экологических протестов на шихане Куштау «Башкирской содовой компании» и пермского химзавода «Метафракс Кемикалс», оказавшихся в управлении группы «Росхим», которую «Ъ» связывал с друзьями Владимира Путина Аркадием и Борисом Ротенбергами.

— Другой крупный получатель национализированных активов, особенно военно-промышленных, — «Ростех», — говорит Шуманов.

При этом он отмечает, что

— Нельзя сказать, что ЧЭМК или Ивановский завод тяжелого станкостроения были неэффективны при частных собственниках и срывали гособоронзаказ, — говорит эксперт. — А уж при том, что национализируются предприятия рыболовной отрасли, пищевой промышленности, совершенно очевидно, что речь идет о классическом переделе собственности.

Шуманов полагает, что Владимир Путин сейчас находится в положении, когда на него, с одной стороны, давит большая группа желающих продолжать национализацию и укреплять свои бизнес-империи, а с другой — нужно пытаться привлекать в страну иностранных инвесторов, особенно из стран востока.

— И поэтому он неслучайно на Восточном экономическом форуме будто бы одернул Генпрокуратуру, заявив, что ни о какой деприватизации речи идти не может: если посмотрите, то за месяц до этого заявления Путина и еще месяц после этого заявления национализации предприятий не проводилось, — говорит эксперт. — Путин не может допустить, чтобы потенциальные китайские инвесторы думали, что у них могут отобрать имущество в России, поэтому он старательно заявляет, что речь идет лишь о соблюдении закона. Но очевидно, что решение о столь масштабной национализации, которую мы наблюдаем сейчас, не могло приниматься без ведома президента.

Часть III.

Мягкий сценарий

В ноябре 2022 года у жительницы Кирова Марии Н. оказалась заморожена часть и без того небольшого инвестиционного портфеля на Московской бирже: 7400 рублей, которые она вложила в ценные бумаги Соликамского магниевого завода (СМЗ), после того как увидела рекламу одного из банков с призывом инвестировать, чтобы «обеспечить себе максимальный доход». Женщина просит не называть своей фамилии, потому что боится, что у нее «отберут что-нибудь еще», хотя остаток средств она с биржи в тот же день вывела и решила забыть о вложениях как о страшном сне.

Иск о деприватизации СМЗ генеральная прокуратура подала еще в октябре 2021 года, но судебное разбирательство развивалось неспешно и не привлекало особого внимания СМИ, пока летом 2022 года не выяснилось, что прокуроры требуют изъять в пользу государства не только акции ключевых владельцев завода Петра Кондрашева, Сергея Кирпичева, Тимура Старостина и Игоря Пестрикова, контролировавших 90% компании, но и те 10%, которые принадлежали миноритарным владельцам, в том числе — людям, просто купившим ценные бумаги завода на бирже.

— Мы обращались в Центробанк и к руководству Мосбиржи с просьбой заступиться за наши права в суде: как же так, я же вложила свои деньги, купила акцию — всего одну, но за семь тысяч, почему у меня можно ее отобрать? — удивляется Марина. — И они за нас действительно вступились: и те и те прислали отзывы в суд о том, что, по их мнению, изъятие акций у нас как добросовестных приобретателей нарушает наши права.

«Закон об организованных торгах резюмирует, что биржевая сделка неоспорима, ее нельзя развернуть назад, он напрямую это запрещает. Получается, что по факту закон не выполняется», — заявляла на форуме розничных инвесторов директор по взаимодействию с эмитентами и органами власти Мосбиржи Елена Курицына.

«Что касается прецедентов изъятия акций миноритарных акционеров, которые приобрели их на организованных торгах, нас, конечно, беспокоит эта ситуация. Потому что это очень важный фактор, который влияет на доверие розничных инвесторов на фондовом рынке. Если мы хотим привлечь ресурсы для развития, конечно, сохранение этого доверия суперважно. Нас эта ситуация беспокоит», — говорила глава ЦБ Эльвира Набиуллина.

Однако ни к каким результатам это не привело: 22 марта 2024 года Арбитражный суд Пермского края удовлетворил иск прокуратуры. Миноритарии — более 2 тысяч человек — лишились своих акций и потраченных денег. Прокурор в ходе судебного заседания заявил, что их «нельзя считать добросовестными приобретателями, поскольку имущество выбыло из собственности Российской Федерации помимо ее воли».

Но нужно сказать, что миноритарным акционерам Соликамского магниевого завода еще повезло.

Проблема, однако, в том, что среди национализированных активов оказались не только судоремонтные заводы или офисы украинских банков, но и имущество 18 тысяч обычных жителей полуострова, участвовавших в потребительской кооперации: кафе, магазины и даже автомобили. И до повестки в суд к ним приходили вооруженные люди, которые просто ставили их перед фактом: было ваше, стало наше.

Самые знаковые из национализированных крымских активов тоже достались другу президента: структуры Юрия Ковальчука получили винзаводы «Массандра», «Новый свет» и «Инкерман», а заодно — поместье бывшего президента Украины Януковича с 3,8 гектара земли на самом берегу Черного моря. Людям теперь даже рядом с этим поместьем пройти сложно: охрана отгоняет любого, кто приблизится даже на 10 метров. Ведь все-таки это страна, где уважают частную собственность.

* Признан Минюстом «иностранным агентом».