Каждый год, а то и два-три раза в год, Александр Лукашенко устраивает пресс-конференции, во время которых охотно говорит подчас прямо противоположные вещи. Белорусы к этому привыкли и воспринимают все эти многочасовые говорения как фоновую радиоточку, а россияне всякий раз видят в этом что-то новенькое.
Правда, формат пресс-конференции под названием «Большой разговор» в минувшую пятницу использовался лишь второй раз. Первый «Большой разговор» прошел ровно два года назад. Но их отличие от обычных пресс-конференций — буквальное, в слове «большой». Оба длились по семь часов, и остряки в соцсетях, разумеется, шутили о памперсах, но никак не о единой валюте — это ведь он все выдумал, это мы уже давно проходили.
1 марта во время второго в истории «Большого разговора» Александр Лукашенко сказал:
«Сегодня нам предлагают валюту. Путин мне риторически говорит: конечно же, это будет рубль. Я говорю: конечно, рубль. И у вас рубль, и у нас рубль. Зачем нам талер? Вопрос не в этом. Это будет не российский или белорусский рубль, это будет наш общий рубль, если он будет… И главное — эмиссионный центр. Он мне говорит: ну что, в Минске будет? Я говорю — нет, в Смоленске. Так отреагировал. Пусть будет в Питере, родина президента России, мой любимый город — Ленинград, Петербург ныне. Пусть там будет».
Все эти слова, по-вашему, что-нибудь означают? Конечно, нет. Заметьте, Александр Григорьевич вовсе не говорит от первого лица. Он всего лишь артистически пересказывает свой диалог с Владимиром Путиным во время одной из встреч наедине. Это жанр охотничьих рассказов, рыбацких баек, широко разведенных рук, иллюстрирующих: «Во-о-от такую рыбу поймал!» Вы можете себе представить Владимира Путина, спрашивающего Александра Лукашенко: «Ну что, эмиссионный центр в Минске будет?» Или не спрашивающего, а предлагающего. Или даже просто советующегося. Разумеется, нет. Да и все эти уклончивые будто бы ответы на будто бы вопросы — а пусть эмиссионный центр в Смоленске будет, или нет, лучше пусть в Питере будет, — это все та же баечная стилистика.
Такие истории хорошо у костра под водку заходят, но в реальности не случаются. Тем более когда звучат в разных интерпретациях десятилетиями.
В 2011 году, к примеру, Александр Лукашенко утверждал, что единой валютой не только России и Беларуси, но и всего евразийского союза должен стать именно российский рубль. Год спустя — что «это должна быть новая валюта, как в Евросоюзе, некое евро». Кстати, по поводу единого эмиссионного центра он вполне определенно высказался в декабре. 13 декабря во время выступления на заседании союзного совмина Дмитрий Медведев заявил, что Россия «готова и дальше продвигаться по пути строительства союзного государства, включая создание единого эмиссионного центра, единой таможенной службы, суда, счетной палаты, в том порядке, который предусмотрен договором о создании союзного государства от 8 декабря 1999 года». Реакция Лукашенко последовала быстро: «Шантажировать нас, пытаться наклонять, стать коленом на грудь бесполезно». Так какие из его слов — правда? Да никакие.
Медведев, кстати, не зря вспомнил союзный договор от 8 декабря 1999 года. Почти двадцать лет прошло. И ничего не изменилось. Только содержание цитат Александра Лукашенко меняется в зависимости от различных внешних и внутренних факторов. Оно, конечно, часто зависит от ситуации, но часто и от того, чего в данный момент захотела его левая нога.
Отношения с Россией всегда обсуждаются с амплитудой от «шантажировать нас бесполезно» до «я готов на коленях ползти в Россию».
Вот и в пятницу во время «Большого разговора» он сказал, что не видел со стороны Владимира Путина «никаких замашек, что Беларусь надо инкорпорировать»; «нет никаких намерений у огромной страны поглотить Беларусь». Но 14 декабря прошлого года, после того самого союзного заседания, он утверждал, что идея инкорпорации поступает из России под видом «глубокой интеграции»: «Нам говорят, маневр (компенсация за налоговый маневр. —И. Х.) будет, когда будет более глубокая. А некоторые прямо говорят — мы готовы, чтобы вы шестью областями вошли в состав Российской Федерации». Так говорят прямо или все-таки нет никаких намерений? Вот и я о том же, не пытайтесь искать ни простую логику, ни сложные причинно-следственные связи.
Не нужно даже искать противоречий в высказываниях разного времени и предполагать, что два года, два месяца, два дня назад он думал так, а теперь изменил мнение и думает эдак. Достаточно послушать один раз. Вот и на пятничной пресс-конференции Александр Лукашенко заявил, что «наелся этого президентства», и тут же — что будет выдвигаться в шестой раз, потому что не может этого не сделать. Битый час рассказывал о выдающихся успехах белорусской экономики, а через паузу — что не может оставить страну в такой тяжелой ситуации.
Правда, один хитроумный приемчик Александр Лукашенко использует всегда, независимо от содержания речей. Этот приемчик — воля народа. То есть: «Вот я бы хоть завтра в Россию, да народ не поймет». В «Большом разговоре» тоже без народа не обошлось: «За более чем 27 лет со времени распада СССР белорусы привыкли жить в независимом государстве. Поэтому если сегодня вынести на референдум вопрос об объединении двух стран, 98 процентов проголосуют против». А куда деваться бедному руководителю, если весь коллектив против? Извиняй, Владимир Владимирович, я-то хочу, а они — нет. И этот аргумент, в отличие от всего произносимого, повторяется всегда и по всякому поводу. Вот цитата из интервью «Известиям» в 2009 году: «У нас же в Беларуси неглупый народ, он же мыслит точно так, как россияне: «своя земля, никому не отдадим, рубашку рванули и пошли». Русские один к одному. Вы что, хотите создать еще одну Чечню здесь? Я не хочу».
А еще он говорил, что в случае аншлюса «вы получите такую партизанскую войну, по сравнению с которой Чечня вам покажется детским утренником».
Это единственная константа всех многочисленных пресс-конференций и интервью: я готов, но народ — сплошные отморозки. Собеседники просто вынуждены представить себе суровых бородатых белорусов в партизанских отрядах на непроходимых болотах. Связываться с такими — себе дороже. Уж лучше и в самом деле компенсацию за налоговый маневр заплатить.
Впрочем, есть и еще один стопроцентный прием — это спам. Конечно, все пресс-конференции Александра Лукашенко относятся к жанру спама. Но не исключено, что пользуется он им осознанно. Потому что в белорусско-российских отношениях может запутаться любой политолог, если все-таки попытается всерьез анализировать сказанное. Но всевозможные политологи — это не те 98 процентов, которые устроят вторую Чечню. Это маленькая безобидная группа людей, радующаяся любой цитате. Отдел в НИИ. Лесовики на полянке. Октябрятская «звездочка». А многомиллионные массы будут растаскивать на цитаты и обсуждать совсем другое. К примеру, вот это:
«Так, женщины, снимайте свои штаны, надевайте длинные платья, будете тут на полу танцевать. Кочанова (глава администрации. — И. Х.) говорит: «Господи, да я никогда эти платья не носила длинные». Но сейчас, говорю, будешь танцевать. Ну худо-бедно танцевали. Все дрожали, все не хотели. А я хочу, чтобы это стало традицией».
Конечно, грех не сварганить фотожабу на тему «женщины, снимайте свои штаны». Два года назад главной новостью из семи часов говорения стало признание Лукашенко в том, что носки у него импортные, а трусы — отечественные. Пипл хавает, и на этот раз Александр Григорьевич пошел проторенной дорожкой: обсудил всесторонне свой горнолыжный костюм, в котором катался в Сочи с Владимиром Путиным. Куртка от одного производителя, штаны от другого. Обе вещи дорогие, но из прежних коллекций. Лыжную шапочку подарила олимпийская чемпионка Дарья Домрачева, а дорогущие лыжи — тоже олимпийский чемпион — Мартен Фуркад. И вообще лыж у него 30 пар, и все — подарки. Удачный ход: никто не спросит, какого черта врача сажают за подаренную шоколадку, а 30 пар «фишеров» — это нормально. Потому что куда интереснее рассмотреть фотографии, сравнить со сказанным, определить стоимость горнолыжного прикида и о всласти поострить в социальных сетях. Для того и говорилось, между прочим.
Так что не стоит всерьез обсуждать, согласен ли Александр Лукашенко на единую валюту и союз с Россией. Когда вы входите в интернет и видите всплывающее окно с текстом «умерла Алла Пугачева» или «читай, что Ванга напророчила Путину», вы же не начинаете это анализировать. Здесь тот же случай.
