На месте Петра Порошенко мог оказаться кто угодно. Еще перед первым туром социологи предупреждали: Зеленский в финале побеждает любого — хоть Тимошенко, хоть Гриценко, не говоря обо всех остальных. Так что, если в унизительном для Порошенко счете и скрыт вотум недоверия, то не ему лично. И даже не политической элите, и даже не политической системе, символом которой стал Порошенко, а мог стать из всей нынешней колоды любой, хоть Тимошенко, хоть даже Янукович.
Это перезагрузка всего государства на 28-м году его функционирования. И прошла она, если не считать привычные к страстям соцсети, без ярких идейных споров и испорченных отношений. Что спорить о вещах, которые не изменить, как климат или шансы киевского «Динамо» в Лиге чемпионов?
В постсоветском проекте все в какой-то момент пошло не так, просто кто-то должен был в этом признаться. А кто, если не Украина?
Все было, как у всех: у всех все шло отчаянно не так, пусть и со своими нюансами. Но только Украина пыталась доказать, что из этого круга можно выскочить, и каждый раз все, что выглядело ослепительным шансом, будто на радость тем, кто предпочитал жизнь без порывов, становилось новым разочарованием. Украина показала, что можно побеждать власть на парламентских выборах — и тут же эту победу упускала. Она доказывала, что нельзя с ней жульничать на выборах президента, но через некоторое время выяснялось, что и Майдан ведет туда же, в то же вороватое государство, значит, ставки от витка к витку растут, а сумма все та же — нулевая. Жизнерадостный Майдан перерастает в восстание, проект вступает в самую критическую стадию, но президент Порошенко все равно не продает свою фабрику в Липецке, а война — кому война, а кому махинации с ценами закупаемого за линией фронта угля и воровство в «Укроборонпроме».
Что спорить о том, что уже не спасти? Сторонники Порошенко, рассказывая о его подвигах главковерха, отводят глаза так же лукаво, как избиратели Зеленского, уверяющие, что он — последний шанс на украинский стартап. Может статься, когда-нибудь в своих мемуарах Порошенко объяснит, почему он с таким героическим упорством держался своей безнадежной линии «Все, что не я, то Путин». Едва ли избиратель заслужил подозрения в дефиците патриотизма и ненависти к Кремлю. Или в забвении идеалов Майдана. Это все по-прежнему горячо.
Просчет мог состоять в другом. И, возможно, там же надо искать истоки всепрощения, которое накрыло все сомнительное творчество Зеленского на тему войны, Майдана и вообще той Украины, которую он сегодня отстаивает от вчерашних друзей вроде Охлобыстина. Оказалось, что военный сюжет — не только и не столько часть патриотической антологии, которую власть вверстала в свою программу, сколько фрагмент все той же новейшей олигархической истории властных провалов.
И потому напоминания Зеленского о Дебальцеве и Иловайске в этом смысле попадали в цель, а сентенции Порошенко о Зеленском-уклонисте летели в молоко.
Майдан не забыт, и не забыты жертвы, просто это не политический капитал, который Порошенко пытался приватизировать хотя бы на время перед вторым туром, а подвиг, оказавшийся, как и все прежние подвиги, напрасным, а победа — ненужной и украденной теми, кто жульничал с углем и деньгами на оружие. И после всех попыток доказательств, каждое из которых становилось доказательством противного, стало ясно: спасти проект можно только полностью его перезагрузив, обнулив всю оперативную память последних 28 лет и начав сначала.
Это не революция, не смена элит. Это желание войти в кабинку для голосования и найти в ней кнопку Reset.
В революции есть надежда на то, что еще не все исчерпано и чудо возможно. Примерно в те же дни в Армении исполняется год, как тамошний триумфатор тамошней революции тоже не дает никаких ответов, подразумевая, что большинство вопросов к нему вообще инспирированы свергнутой им властью, и это правильно. Легитимность революционера, как игла Кощеева бессмертия — в благодарности масс за избавление от старого. Пашиняну еще долго будут прощать нескончаемые шествия и продолжение революционного праздника за избавление от Сержа Саргсяна. И хотя в Армении все тоже понимают, что все тоже шло не так, ни о какой перезагрузке здесь никто не помышляет, потому что есть вещи, которые не перезагружаются: тот же Карабах или обреченность на стратегическое братство с Москвой.
В революции еще верят, что все исправится, на худой конец, обойдется. Перезагрузка — это когда уже доподлинно известно, что все суета.
Все идет не так почти по всему неохватному постсоветскому соседству. Большинству не везет даже с революциями. Но даже там, где повезло, готовности примериться к большой и яркой красной кнопке не выказывают, так что призыв Зеленского повсеместно поверить в невозможное актуален не более чем гипотезы 10–15-летней давности о неизбежности цветных революций.
Но есть в этом отчаянии и хорошая новость.
Не факт, что с перезагрузкой Украине повезет больше, чем везло с Майданом. Но уже не так важно, что думает об этом Зеленский. Важнее, что
граждан, готовых, смеясь, расстаться с государством, чтобы полностью перезапустить страну, оказалось втрое больше тех, кто считает такие шутки неуместными.
Ведь если на этих выборах о чем-то и спорили, то только о шутках.
