Верховный суд Хакасии утвердил приговор политзаключенному Михаилу Афанасьеву, внеся несущественные изменения лишь в мотивировочную часть. 18 декабря судейская коллегия закончила рассматривать апелляционные жалобы стороны защиты на приговор Абаканского горсуда, вынесенный 7 сентября журналисту, — 5,5 года колонии и 2,5 года запрета на профессию. Журналист осужден за распространение фейков: в начале СВО он написал, как и почему отказались участвовать в спецоперации несколько росгвардейцев Хакасии.
Несмотря на то что факт отказа омоновцев подтвердился (их уволили приказом от 21.03.2022 «в связи с совершением проступка, порочащего честь сотрудника войск Нацгвардии»), Афанасьеву в апреле прошлого года предъявили обвинение и заключили в СИЗО. Ему 47 лет, у него пятеро детей, младшему четыре года. Защитники Владимир Васин и Елена Илюшенко просили отменить приговор горсуда и оправдать Афанасьева в связи с отсутствием в его действиях состава преступления.
Каких-то особых надежд на апелляционную инстанцию никто, конечно, не питал. И тем не менее. Первой неожиданностью стала пауза, взятая республиканским Верховным судом 30 ноября: судейская коллегия (председательствует Людмила Чумак, судьи Сергей Зольников и Ирина Апосова) не стала с ходу подтверждать приговор; после прений и реплик стороны защиты председательствующая вдруг объявила перерыв. А затем, за несколько дней до заседания, стало известно, что апелляционный суд заранее отменяет все мероприятия, которые должны были начаться после рассмотрения дела Афанасьева. То есть оно судьям все-таки представлялось не дежурным, не будничным.
Кроме того, в эту взятую в Абакане паузу, 12 декабря, Госдума приняла закон, распространяющий ответственность по статьям Уголовного кодекса (207.3 и 280.3) о фейках и дискредитации армии на высказывания о Росгвардии и росгвардейцах. То есть появился тот самый закон, который, по сути, и предъявили один год и восемь месяцев назад Афанасьеву, а затем и осудили его. «Задним числом», «на полпинка впереди паровоза» — по-разному такие ситуации называют; в жизни, в быту случается, но чтобы такое творилось в сфере государства и права — это действительно крайне смело и необычно.
Утром 18 декабря, до судебного заседания, адвокат Васин смог навестить Афанасьева в СИЗО. Выйдя, сказал «Новой»: «Передает приветы, бодр, улыбается, а увидев этот законопроект, принятый Госдумой в третьем чтении, засмеялся: обалдеть, ну и как это называется? Говорю: это называется, что ты невиновен».
И вот заседание. Объявив состав суда и присутствующих, суд предоставляет право выступить с последним словом (по видеоконференцсвязи) осужденному, находящемуся в СИЗО. Афанасьев краток:
— Ну я уже выступил на прошлом судебном заседании. Мне, честно говоря, добавить-то нечего. Все есть в деле. Спасибо, я невиновен.
Судьи удаляются в совещательную комнату. Все ждут оглашения решения.
И оно происходит без задержки: незначительные изменения в формулировках, в целом приговор устоял.
— Вам решение понятно, Михаил Вячеславович?
— Не совсем. Я просто не понял, что изменили.
— Из приговора, из описания преступного деяния исключили ваши действия по подготовке вашей статьи, то есть ее написанию, остальные действия по размещению оставлены без изменения. Это вам понятно?
— Да.
Михаил Афанасьев с семей. Фото из личного архива
Отрывок из недавнего письма Афанасьева мне (здесь речь о трех старших его детях, двух младших жена Михаила через год после его ареста вынужденно увезла из России).
«…А тут еще письма пришли от ребятишек. Даня пишет, что мечтает купить [машину] «Марк II», как у отца, и поехать с Ваней на море. Ваня «доложился», что ходят в спортзал с Даней и он жмет штангу на 5 кг больше своего веса. Соня пишет, что вломила однокласснику за то, что тот пнул подаренный мной её рюкзак. Ее аж к завучу водили, но та встала на сторону Софы, как и весь класс. Такие трогательные, родненькие, с планами, победами, характерами. Я так расчувствовался, пересмотрел фотографии, и словно молния, меня насквозь пронзила мысль, что весь этот поганый морок может и моих ребятишек поглотить.
Я в такое состояние впал — не припомню, что такое было, может, в детстве от страха перед отцом. Словно завис от высокого напряжения, где-то между двумя состояниями застрял. Лег, чувствую, что уши закладывает, пытаюсь понять, что со мной. А дышу как бы понемногу. И потом словно из воды выныриваю, начинаю жадно хватать [воздух]. И понимаю, что как бы непроизвольно пытаюсь остановить свое дыхание. Сразу вспомнил своего знакомого психолога тут, в Абакане. Он рассказывал, что маленькие дети, теряющие зрение, как бы подсознательно не хотят видеть плохие отношения своих родителей. Вот у меня нечто подобное. Как, помнишь, в фильме «Пятый элемент» Лилу не хотела помогать человечеству, потому что оно устраивает войны и не ценит любовь? Ее так трясло еще, очень точно показано. Никогда не забуду теперь это состояние, буду его бояться. Видимо, тюремные стены, все тревоги и страхи, так все наложилось, что и ввалился в этот ужас».
Владимир Васин сказал «Новой» после суда: «Идем в кассацию».
