Губернатор Архангельской области Александр Цыбульский предложил возродить в регионе массовый промысел гренландских тюленей. Соответствующее заявление он сделал после встречи с жителями Мезенского района, находящегося на берегу Белого моря.
«На встрече с активистами <…> не обошли стороной важный практически для всего местного населения вопрос возрождения традиционного промысла. В Мезени это добыча морского зверя. Абсолютно солидарен с мезенцами — нужно возобновлять это дело, в том числе и для контроля за популяцией», — сказал губернатор. Свою позицию он подкрепил ссылкой на проблему: якобы тюлени, которых расплодилось аж 1,5 миллиона, съедают слишком много рыбы — по 40 килограммов на одну особь в день, и потому мезенские рыбаки недосчитываются уловов.
А 7 апреля в сети появилась петиция с требованием промысел не возрождать. Ее автор, жительница Архангельска Елена Фокина, приводит свои аргументы:
- Промысел нерентабелен: даже когда одежда из пушнины еще была в моде, люди предпочитали тяжелым и марким шубам из белька (так называют детенышей гренландских тюленей) соболиный и куний меха.
- Мясо тюленей в пищу не употреблялось: только в ГУЛАГе им кормили заключенных да и во время Великой Отечественной войны спасались им от голода в Архангельске и блокадном Ленинграде.
- Депопуляция рыбы из-за прожорливости тюленей — надуманная: во-первых, они едят не только промысловые виды рыб, а во-вторых — заходят в Белое море всего на два месяца в году для размножения, после чего уплывают в Баренцево и Карское моря.
Елена Фокина:
— Разговоры о возобновлении промысла появлялись и раньше, но эти инициативы всегда были маргинальными, шла речь о необходимости возрождения традиционного поморского промысла и предотвращения упадка беломорских деревень. Но никто из «поморов» не был заинтересован в ловле тюленей, за исключением использования их туш в качестве приманки для охоты на медведей. Для этого, впрочем, годятся и выброшенные на берег уже мертвые особи.
За четыре дня ее петицию подписали 3,5 тысячи человек.
«Новая» вместе с учеными разбирает аргументы сторонников и противников зверобойного промысла: действительно ли тюлени угрожают уловам, правда ли, что этот бизнес нерентабелен и почему в таком случае его продвигает губернатор?
Откуда деньги
Предложение Александра Цыбульского может показаться удивительным: дело в том, что в России добыча гренландского тюленя не запрещена. Еще в 2009 году ее действительно ограничил Владимир Путин, поручивший прекратить промысел особей, не достигших годовалого возраста. Тогда это обосновывалось с позиций гуманности, ведь процесс забоя тюленей чрезвычайно жестокий: промысловики бьют детенышей баграми по головам, после чего освежевывают. Да и политический подтекст в решении был: перед заявлением Путина международный фонд защиты животных IFAW провел большую кампанию «Не бей лежачего!», в ходе которой ученые и экоактивисты распространяли фотографии и видеозаписи убийств тюленей, а люди по всей стране выходили на митинги в их защиту.
Но уже в 2015 году в рыбохозяйственные правила были внесены поправки, и запрещенными к добыче остались только тюленята, не достигшие трехнедельного возраста. Отличить их от более молодых особей просто: к третьей неделе жизни мех тюленей меняется с белого на серый.
Казалось бы: если нет запрета на промысел, зачем губернатору говорить о его возрождении?
Мария Воронцова, морской биолог:
— Это история о масштабах. Добычу гренландских тюленей пытаются позиционировать как традиционный промысел, но на деле он индустриальный. Традиционный промысел не может предусматривать, например, выделения 7–8 вертолетов. А до запрета было именно так: государство выделяло вертолеты, и каждый год около 10 дней они барражировали над лежбищами, доставляя туда промысловиков и помогая высматривать животных — особенно бельков, чей мех хоть сколько-то ценился на рынке. Вертолетный отряд «Васьково» получал большие деньги со зверобойной кампании.
Промысловики (даже при Советском Союзе) тоже получали большие деньги: за время забоя они могли заработать до 600 рублей на человека — это было сравнимо с зарплатой директора на крупном заводе. При этом до конца 50-х годов охота велась в основном на взрослых особей: их жир использовался при изготовлении лекарств. Однако к 1958–1959 годам в фармацевтической отрасли появились более дешевые заменители тюленьего жира, и смысл промысла изменился: забивать стали в первую очередь бельков — детенышей, не достигших двухнедельного возраста. Делалось это ради меха, из которого стали делать шапки-ушанки.
Мария Воронцова:
— На берегах начали появляться курганы из тушек. В последние годы добывалось 30–32 тысячи животных. После убийства с них снимали шкуры и отправляли в Казань на фабрику «Мелита». Но и на фабрике все было непросто: «Мелита» исторически ориентирована на работу с овечьими шкурами, их производственный процесс не был настроен на шкуру белька. И на фабрике эти шкуры желтели и теряли товарный вид, из-за чего их просто красили в черный цвет и отправляли назад в архангельские колхозы, где колхозники в итоге и делали шапки-ушанки. Но шапки эти — тяжеленные, неудобные, они не пользовались популярностью даже во время дефицита.
Добыча бельков. Фото: Лев Федосеев / ИТАР-ТАСС
Слова Воронцовой подтверждает и биолог Анна Филиппова, занимавшаяся изучением гренландских тюленей и промысла в Белом море.
Анна Филиппова, биолог, рассказала изданию «Кедр.медиа»*:
— Этот «бизнес» никогда не был успешным — ни в наше время, ни в прошлом. Его всегда дотировало государство, никакой окупаемости не было. Тюлени — не рыба, это не самый ходовой товар, который может приносить прибыль. Бельковые шкурки использовали для изготовления шапок, варежек и шуб, но они быстро желтеют — этот мех не задуман природой как долговечный и стойкий материал, детеныши быстро от него избавляются. По своим тактильным характеристикам он тоже далек от идеала — жесткий и тяжелый, со специфическим запахом морского зверя. Конечно, в местах, где приобрести больше было нечего, бельковую одежду покупали. Мясокостную продукцию отправляли на зверофермы — на корм другим животным. Тюленье мясо люди не ели, если не считать военного периода, и уж тем более не делали из него никакую Омегу-3. Более того, есть свидетельства, что бельковые туши иногда даже не перерабатывались — они просто лежали горами на берегах и гнили, настолько неликвидным товаром оказывались тюлени».
Слова ученых подкреплены и информацией из государственных СМИ: о том, что промысел тюленя нерентабелен, в 2019 году упоминала «Российская газета», а опрошенные ею эксперты говорили, что промысловики на протяжении многих лет не забивают зверя столько, сколько позволено квотами.
Мария Воронцова:
— Предложение губернатора Цыбульского — это борьба за дотации. Он хочет, чтобы государство снова давало региону деньги на организацию масштабного промысла — с использованием вертолетов и морских судов. Но куда девать полученный «товар», который не пользуется спросом и не обладает высокими потребительскими качествами? Вся эта история о том, чтобы государство дало деньги на заведомо убыточное и довольно жестокое мероприятие.
Кто съел рыбу
Однако в своем заявлении о возобновлении промысла Александр Цыбульский затрагивал еще один аспект. Он говорил, что тюлени настолько расплодились, что стали съедать слишком много рыбы и что она-де теперь не достается человеку.
Александр Цыбульский. Фото: Глеб Щелкунов / Коммерсантъ
Справедливости ради, в 2023 году работающие в Белом море рыбопромышленники действительно жаловались на снижение запасов семги. Но связывали это, в первую очередь, с браконьерством. Росрыболовство же в целом ситуацию с уловами оценивает более чем оптимистично: в начале этого года руководитель ведомства Илья Шестаков доложил Владимиру Путину о рекордных уловах 2023 года: «Российскими рыбаками добыто свыше 5,3 млн тонн рыбы. Это лучший показатель за последние 30 лет».
В этих рекордах и может крыться проблема.
Мария Воронцова:
— Рыбопромышленники сами переловом рыбы уничтожили баланс в океане. С научной точки зрения понятия «необходимости регулировать численность диких животных» просто не существует. У нас открытая экосистема: все перемещаются, все едят. Но если вы сами выловили очень много рыбы, то да — тюлень будет с вами конкурировать, потому что ему тоже нужно что-то есть. И здесь еще нужно сказать, что тюлени питаются отнюдь не только рыбой, как это нам пытаются представить: они едят беспозвоночных, ракообразных, а также хищную рыбу, которая поедает треску, которая важна рыбакам. Более того, отходы жизнедеятельности тюленя — это очень важный элемент питания для планктона. Планктон ест экскременты тюленя, рыба съедает планктон, человек съедает рыбу. Все виды на планете взаимосвязаны, и угроза для тюленя — это угроза и самому человеку.
Говорить же о том, что гренландских тюленей стало слишком много, не приходится. И Мария Воронцова, и Анна Филиппова отмечают, что последний учет численности этих животных проводился в 2013 году — больше 10 лет назад.
Анна Филиппова:
— В 1998 году насчитывалось 270 тысяч бельков, с 2000 по 2003 годы отметка держалась на уровне 300–330 тысяч, а потом началось резкое сокращение: в 2004-м — 230 тысяч, в 2005-м — порядка 120 тысяч, в 2007-м — 160 тысяч. Последний авиаучет, проведенный в 2013 году, показал 130 тысяч детенышей. Цифра в 1,5 миллиона взрослых особей, озвучиваемая чиновниками сегодня, основана на данных 2000–2003 годов.
Вместо нерентабельного промысла, связанного с убийством животных и подкрепленного данными двадцатилетней давности, которые пытаются выдавать за свежие, ученые и активисты предлагают другие способы развития экономики Поморья: экотуризм, полноценную переработку пойманной рыбы — до состояния готового продукта, а также создание аквакультурных предприятий.
Но все это требует сложных решений — куда легче за дотации тюленей баграми забивать.
* Признано Минюстом «иностранным агентом».
