9 апреля PST сообщила, что задержанный в районе столичной станции метро «Гренланн» несовершеннолетний может быть причастен к подготовке теракта. Глава ведомства Бенедикт Бьорнланд лично сообщила журналистам, что молодой человек подозревается в хранении взрывчатых веществ.
Как правило, «норвежская ФСБ» скупа на подробности и, тем паче, оценки. Поэтому слова Бьорнланд о том, что россиянин контактирует с исламистскими радикалами, вызвали повышенное внимание.
Мнения разделились, как только всплыли подробности истории.
Итак, молодой россиянин, имя которого не разглашается (он несовершеннолетний), был задержан, когда нес в руках коробку 30х30, а в ней предмет, похожий на самодельное взрывное устройство. Район оцепили, эвакуировали посетителей расположенных неподалеку кафе и ресторанов. После чего саперы на месте уничтожили бомбу. Комментируя ситуацию, главный обвинитель PST Сигне Аалинг сообщил, что это было примитивное взрывное устройство небольшой мощности.
О странном юноше в полицию сообщил парковщик Фуат Бас. На стоянке он заметил молодого человека, который стоял на коленях позади автомобиля и держал в руках какой-то сверток. Фуат решил, что это крупная партия наркотиков, и позвонил в полицию. «Я думал, это килограммов шесть гашиша!» — рассказывал журналистам изрядно струхнувший парковщик.
Полицейский патруль был рядом, Бас описал им юношу и указал, в каком направлении тот скрылся. А потом еще и удостоверился: взяли именно того, кого он заметил.
Россиянина защищает адвокат по назначению. Только в Норвегии это совсем не то, что в России. Осе Карине Сигмонн уже успела пообщаться с прессой и заявить о полной невиновности подзащитного. По ее словам, взрывчатка в руках — всего лишь шалость, розыгрыш, никакого терроризма, более того, юноше претят идеи ИГИЛ (запрещенная в России организация).
Российское посольство в Осло было не столь активно. Официального сообщения по поводу задержания несовершеннолетнего россиянина к вечеру понедельника так и не последовало. А в ответ на многочисленные вопросы подписчиков в Facеbook посольство сообщило, что документов, подтверждающих гражданство юноши, PST в дипмиссию не представило. Далее было сказано, что сам задержанный от встречи с консульскими работниками отказался.
Впрочем, последнее весьма вероятно: в 2010 году он прибыл в Норвегию как беженец. Волна мигрантов с Северного Кавказа (источник «Новой» сообщил, что молодой человек родом из одной из северокавказских республик) хлынула в Норвегию в 90-е, во время первой и второй чеченских войн. Сейчас чеченцев потихоньку отправляют на родину, и вновь прибывшие беженцы из России в Осло — явление сейчас редкое. Какие именно аргументы выдвигали родители подростка, испрашивая убежище, пока неизвестно. Так или иначе, но вопрос еще не решен: седьмой год статус просителей убежища сохраняется за этой семьей. Первоначально они были отправлены на север Норвегии, но прошлой осенью сын переехал в столицу — учиться.
По словам источника «Новой», во время досудебных слушаний, которые прошли в закрытом режиме, прозвучала информация, что двое его близких друзей, также проживавших в Северной Норвегии, сейчас воюют в рядах ИГИЛ. По итогам заседания ему предъявлено официальное обвинение в незаконном обращении со взрывчатыми веществами, а также избрана мера пресечения в виде двухнедельного заключения под стражу. Дольше нельзя, потому что юноше не исполнилось 18.
Службы безопасности Норвегии и Швеции сейчас проверяют возможную связь арестованного со стокгольмским террористом. Полиция также сообщила, что по делу возможны новые задержания, уровень террористической угрозы в Норвегии повышен до «вероятного». Он будет действовать в течение двух месяцев.
Норвегия, которая не участвует в ближневосточных конфликтах, которая приняла пять с половиной тысяч сирийских беженцев — так же, как принимала выходцев из самых разных исламских стран, внезапно почувствовала себя мишенью террора. Особой паники это, впрочем, не вызвало. У норвежцев есть опыт противостояния трагедии национального масштаба, и после Брейвика («мальчик с взрывчаткой»), с одной стороны, не может напугать, а с другой, — уровень доверия общества полиции и готовности следовать ее указаниям очень высок.
Однако этот уровень может сыграть странную шутку с норвежцами. Дело в том, что пока основные доказательства причастности школьника к терроризму — лайки и репосты. PST, как выяснилось, давно изучала его активность в соцсетях, где он лайкал фотографии игиловского палача Джихади Джона и репостил поздравительную открытку к годовщине атаки на башни-близнецы.
Отдельный вопрос — что заставляет ребенка из семьи, сбежавшей в Норвегию с российского Кавказа, ликовать при виде палача-джихадиста и ненавидеть европейские ценности? Однако Норвегия — не Россия, и за убеждения, пусть даже самые омерзительные, здесь не сажают. И за две недели полиции придется доказать противоправные поступки юноши. Адвокат убеждена, что дело это пустое. А на вопросы об экзотических интернет-пристрастиях подзащитного отмахивается: «Он же совсем ребенок!»
И все же если полиция воспользуется тем самым высоким уровнем доверия и в ситуации, когда «Отечество в опасности», продавит срок за репосты, то маловероятно, что вслед за бомбистом-любителем не потянутся новые жители иммигрантского района Драммен, мечтающие о славе и своей физиономии на первых полосах газет.
На мой вопрос, не нагнетает ли полиция обстановку, журналист Борд Вормдал, всегда остро критически настроенный по отношению к норвежским спецслужбам, спокойно отвечает:
— Сейчас ясно, что у парня были взрывчатые вещества, его посадили в тюрьму не просто так, я не думаю, что полицейские паникуют. Мы имеем недавний опыт террора и знаем, что это может повториться. Да, полиции сейчас доверяют, люди ведут себя спокойно. Паники нет. Просто мы знаем, что может случиться.
…После атак 2011 года, когда от рук Брейвика погибли 77 человек, в том числе 67 — в детском лагере на острове Утойа, норвежцы не позволили страху изменить привычный ход их жизни. Они ни на йоту не отступили от привычного стиля. И в Осло по-прежнему спокойно, по-прежнему пахнет кофе и пряниками, и по-прежнему не принято говорить о пережитом ужасе. И поэтому лишь в конце разговора о юном «террористе» мой коллега Борд, так не любивший раньше полицейские штучки и пропаганду спецслужб, вдруг объясняет:
— Моя дочь ведь была на Утойе. Ей было тогда 16, и ей удалось выплыть.
