ИнтервьюПолитика

«Россия против адвокатов»

Адвокат Михаил Беньяш — о том, как его дело объединило профессиональное сообщество, и что можно противопоставить системе кубанского правосудия

«Россия против адвокатов»
Фото: Алина Десятниченко / Специально для «Новой»
Кубанский адвокат Михаил Беньяш рассказал «Новой», почему считает себя уличным адвокатом и почему краснодарские суды будут пострашнее чеченских

Чашка кофе и море, низкий сезон. На набережной приморского городка и так почти ни души, а скоро сюда придет норд-ост и вытеснит последних туристов. Там мы и говорили с Михаилом Беньяшом, кубанским адвокатом, два уголовных дела против которого объединили российскую адвокатуру. Дела никуда не делись, изменена только мера пресечения. 23 октября адвоката Михаила Беньяша выпустили из изолятора под залог в 600 тысяч рублей, который внесла Адвокатская палата Краснодарского края.

Вы связываете преследование с желанием посадить вас лично или это сигнал адвокатскому сообществу?

— Отношения адвокатуры и власти эволюционируют. И если руководство адвокатских палат может участвовать в переговорном процессе с государством, то мне и таким, как я, рядовым адвокатам найти с ними общий язык тяжело. Наших подзащитных избивают в камерах и кабинетах, а мы мешаем: когда адвокат заходит в отделение полиции, пытать не получается. Конфронтация становится все жестче, планка допустимой агрессии в адрес адвокатов опускается все ниже.

Фото: Алина Десятниченко / Специально для «Новой»
Фото: Алина Десятниченко / Специально для «Новой»
Уголовные дела против адвоката беньяша
Первое уголовное дело возбудили после того, как Беньяша задержали в Краснодаре — 10 сентября 2018 года, перед акцией против пенсионной реформы. В отделение полиции адвоката доставили силой: люди в штатском запихнули его в автомобиль. Далее происходящее описывает знакомая адвоката, единственная свидетельница по делу Ирина Бархатова. По ее словам, когда Беньяш пытался позвонить, «один из оперативников выхватил у него телефон и начал душить, стал выдавливать ему глаза, бил головой о кресло автомобиля и надел наручники. Когда машина подъехала к воротам ОВД, оперативник «буквально выкинул Мишу из машины лицом в асфальт». Позже в рапорте полицейские напишут, что Беньяш «добровольно» сел к ним в машину и пытался «спровоцировать драку, бился головой о стекло автомобиля, наносил себе телесные повреждения». Что же касается неповиновения, то полицейские утверждали, что они требовали прекратить наносить себе увечья. Адвокат не повиновался. И Беньяша арестовали на 14 суток за невыполнение требований полицейского. 21 сентября СК по Краснодарскому краю возбудил уголовное дело «за воспрепятствование осуществлению правосудия» (до двух лет лишения свободы). В СК заявили, что еще в мае 2018 года Беньяш, защищая клиентку, «неоднократно перебивал» судью, «давал [судье] указания» и демонстрировал «противоправное поведение в холле суда». Сам адвокат говорил, что он просто требовал пустить на заседание слушателей, но его вывели из зала, а при попытке вернуться полицейские вытащили адвоката в фойе, по дороге швырнув на рамку металлообнаружителя. В результате 23 сентября, за шесть часов до истечения срока административного ареста по первому уголовному делу, против Беньяша возбудили второе дело «за сопротивление сотрудникам полиции» (до пяти лет лишения свободы). Полицейский, который обвинял адвоката в том, что он избивал самого себя, на этот раз утверждал, что Беньяш не только добровольно сел в машину, но еще покусал и избил полицейских. 28 сентября судья Ленинского районного суда Краснодара отправила Беньяша в СИЗО на два месяца.

— Какой сигнал был послан адвокатскому сообществу?

— Цитируя Стругацких — «Перестаньте бренчать!». Вам сказали не лезть в отделение полиции — ждите, когда вас соизволят туда пустить. А мы к тому времени превратим клиента в отбивную, и он все подпишет. «Ваша задача прийти потом, когда все будет подписано», — считают силовики. А нормальному адвокату же необходимо зайти к клиенту до того, как его изобьют. И тут мы с государством точек для соприкосновения не найдем никогда.

Задержание Беньяша: пришли за защитниками

Как адвокатское сообщество консолидируется для помощи коллегам?

— Можно ли считать совпадением, что первый кейс возник в Краснодарском крае?

— Коллеги прямо говорили мне: «Мы знали, что это бабахнет на Кубани». Я сначала не понимал. Я здесь (на Кубани. —Ред.) родился.

Мы тут как лягушки в кипятке. Не замечали, что горячо, пока кожа не стала сходить.

А потом я стал думать: в России есть три региона, где это могло быть, — Чечня, Крым и Кубань. В этих регионах, по мнению многих практикующих адвокатов, самые страшные суды. Чечня — зачищена. В Крыму люто ФСБ работает. Кроме того, и в Чечне, и в Крыму гораздо меньше адвокатов, чем на Кубани. Исходя из принципа больших чисел вероятность у нас самая высокая. И потом, когда я подумал: а кого же из адвокатов должны были долбануть, мне стало страшно. Да я же был обречен просто.

— Почему вам изменили меру пресечения?

— Совокупность факторов. Неожиданная консолидация адвокатского сообщества, в которой, я убежден, власть увидела угрозу. Публичность тоже сыграла роль — когда проходил суд, меня одного поднимали из «стакана» (специальный отсек конвойного помещения в суде. —Ред.) десять полицейских. Я говорю: «ребята, я что — член банды ГТА»? (на счету автомобильной банды серия убийств на автодорогах России. —Ред.). Когда возникла пробка у Ленинского районного суда Краснодара, который отправил меня в СИЗО на два месяца, из здания выходила помощница и кричала людям: «Пожалуйста, потерпите, сейчас в суде рассматривается очень важное политическое дело».

Фото: Алина Десятниченко / Специально для «Новой»
Фото: Алина Десятниченко / Специально для «Новой»

— Чем вы занимались в СИЗО?

— Я заходил в тюрьму как политзаключенный. Ко мне пошел вал писем. Из них до меня дошли единицы. Почти все не прошли цензуру. Нас было трое человек в камере — вместе со мной сидели бизнесмены, которых закрыли за предпринимательскую деятельность. Я помог им составить заявления, чтобы проверили основание их заключения под стражу. Могу сказать, что

в краснодарском изоляторе находится много арестованных, основания заключения под стражу у которых более чем сомнительные. Но их закрыли в тишине, а меня не смогли из-за огласки.

В СИЗО у меня было развлечение: я писал речь для последнего слова в суде, которой запугал своих адвокатов (смеется). Я тогда сказал, что состязаться бесполезно — решение об аресте принимается не в суде.

— Ваши защитники создали хэштэг#заадвокатамипришли. За кем пришли, кто рискует попасть в зону риска?

— Есть адвокаты-администраторы, которые почти не практикуют, но руководят адвокатскими палатами. Есть адвокаты-кивалы, которых вызывает следователь по 51—й статье УПК (обязательное участие защитника. —Ред.). Они видят забитого подзащитного и подписывают все, что им дают.

Есть адвокаты-решалы, которые продают свои связи. А есть уличные адвокаты — те, кто защищает простых людей.

То есть всех, кто может позволить себя защищать. Я именно такой, и именно такие адвокаты пришли защищать меня.

«Он сам себя ударял лицом об машину»

Михаила Беньяша, против которого возбуждены административные и уголовные дела, освободили под залог в 600 тысяч рублей

— Когда вы поняли, что хотите быть уличным адвокатом?

— Это сложная эволюция. Она началась в 2010 году, когда я защищал Дмитрия Новикова (бывший судья Хостинского райсуда Сочи, признанный виновным в злоупотреблении полномочиями и вынесении неправосудных решений, был освобожден от наказания в связи с истечением сроков давности. —Ред.). Я тогда просто разорвал все свои знакомства с чиновниками и судьями. Боялся, что меня подставят. Но меня это не спасло. Окончательно это решение созрело, когда я первый раз оказался в тюрьме. (Михаил Беньяш получил три года условнои провел год в СИЗО по обвинению в вымогательстве, преследование адвокат связывает со своим участием в деле Новикова —Ред.) Это было восемь лет назад. Я понял, что я должен защищать людей.

Как любой адвокат, в свое время я был очень циничен. Я прошел все стадии, которые есть в адвокатуре: был жадным, равнодушным, опасливым. А потом насмотрелся на человеческую боль и не смог терпеть. Пришла ярость.

— Какие дела из тех, что вы вели в последнее время, могли стать причиной давления?

— Я защищал митингующих в Краснодаре и Геленджике, жителей «Пушкинского дола». (Четыреста семей рискуют оказаться на улицепосле приобретения права аренды на лесные участки у компаний, связанных с краснодарскими чиновниками. — Ред.)На их процессе в Краснодарском краевом суде мы заявили ходатайство о проведении видеозаписи, а судья нам отказал. В ответ на это семьдесят человек вытащили телефоны и стали снимать судью. Сначала он покинул зал, но в итоге процесс продолжился. Судья вернулся, но делал вид, что не замечает съемки.

Фото: Алина Десятниченко / Специально для «Новой»
Фото: Алина Десятниченко / Специально для «Новой»

Меня выкидывали из процесса по делу участников акции 5 мая «Он нам не царь» (с заседания адвоката вывели приставы после требования пустить в зал всех слушателей. —Ред.). Снесли мною рамку металлоискателя — это круто было! На этом заседании я получил первое предупреждение, когда я положил диктофон на стол. Когда я сказал «пустите слушателей в процесс» — получил второе, уже с выносом тела.

Меня вышвырнули в фойе, по дороге снесли мной рамку металлообнаружителя. Закончилось тем, что в отношении меня возбудили уголовное дело.

(Следователи начали проверку по статье об умышленном повреждении имущества (ст. 167 УК), а дело в итоге возбудили по статье 294 - «Воспрепятствование осуществлению правосудия». — Ред.)

— А еще случаи давления можете привести?

— В этом году следователь пытался допросить меня по делу главного редактора «БлогСочи» Александра Валова. (Следствие обвиняет Валова в вымогательстве денег у депутата Госдумы Юрия Напсо, о котором он писал разоблачающие публикации. —Ред.) Когда я отказался проходить допрос, он написал представление в палату. Я подал в суд жалобу, что не могу быть допрошенным без решения суда, но действия следователя суд признал законными. Есть данные: оправдательными приговорами завершается 0,7% дел, рассмотренных судами. Но это не показатель качества работы следствия, это показатель низкого качества работы адвокатов.

— Самокритично. Вы действительно так считаете?

— Я так считаю. Мы лишены множества рычагов воздействия. Суд, процесс — это и есть спор. Я спорил с судьей, и из-за этого меня выгоняют из зала. А потом возбуждают в отношении меня уголовное дело. Состав возник от того, что я вошел в зал судебного заседания. Если это станет распространенной практикой, любой адвокат может быть осужден.

— Имеет ли адвокат право не подчиняться распоряжению судьи?

— Мнения адвокатов разделились в связи с моим кейсом. Я же не отказался подчиняться. Я отказался убрать аудиозапись, я отказался уйти с процесса. Потому что требования судьи незаконны. Имеет ли право адвокат не подчиниться? Кодекс об административных правонарушениях на нас возлагает ответственность за невыполнение законного распоряжения судьи. Законного!

Фото: Алина Десятниченко / Специально для «Новой»
Фото: Алина Десятниченко / Специально для «Новой»

— То есть вы делаете оценку законности?

— Думаю, я могу это сделать: опыт и знание закона позволяют. У судей, конечно, другая позиция — они считают, что любое их распоряжение законно. Но это не так. К примеру, в Благовещенске судья уснул в процессе. А проснувшись, осудил человека на пять лет лишения свободы. Адвокат, нарушив запреты, снял его на телефон. А если бы он не нарушил запрет, что было бы?

В штате Оклахома был известнейший случай, когда судья, посмотрев выступление женщины-адвоката, стал мастурбировать прямо в процессе. Скажите, это законно или нет? Его лишили статуса на основании свидетельских показаний. В России таких свидетелей бы не было. Кто-то может сказать: нельзя сравнивать публичную мастурбацию, явное неуважение к обществу, и тот же запрет на проведение видеозаписи.

А вот я считаю, что запрет на проведение видеозаписи хуже! Лучше бы они мастурбировали. Я бы с этим смирился.

А вот отсутствие публичности и открытости процесса убивает процесс. Как только судья запрещает тебе проводить видеозапись, это сигнал, что судья будет нарушать процесс. Я проходил это сотни раз. Вот это то, ради чего адвокатам бы стоило и консолидироваться. Процесс — это дух закона. Нет процесса — нет закона. Нет закона — наш клиент беззащитен, нет смысла в нашей работе. За что мы берем деньги у клиента? За то, чтобы нас выкидывали из заседания? За то, чтобы мы смотрели в стол?

— Ощущаете ли вы, что эти взгляды разделяет все сообщество?

— Адвокатов семьдесят тысяч, и все разные. Сообщество стало консолидироваться перед лицом прямой угрозы, когда нас стали бить. Кто-то говорил, что мое дело раскололо сообщество. А я хочу сказать, что расколоть можно то, что твердо. А мы не тверды. Вот одна часть стала твердой, принципиальной, вторая часть — по-прежнему рыхлая и аморфная. Наша корпорация не чувствует себя корпорацией. У каждого свои интересы. Решалы — решают, кивалы — кивают, а мы бегаем по процессам и рвем голосовые связки.

— Как уличные адвокаты могут противостоять давлению?

— Я слышал от некоторых товарищей слова про забастовку адвокатов — мне это близко. Но сейчас против забастовки. Почему? Потому что, если бастовать в защиту адвоката Беньяша, — это не выход. Не по мне эти меры. Когда бастуешь, должен сформировать требования, а требований нет. Известен случай, когда бастовали челябинские адвокаты, в Челябинской области. Знаете почему? Им не выплачивали отчисления, когда они бесплатно защищали людей. Это позор для адвокатуры. Мы готовы протестовать из-за 30 сребреников. А других поводов у нас нет?

Моя личная скрепа — это вера в абстрактное правосудие. Справедливый, открытый и независимый суд, которого у нас нет.

Я знаю, что он возможен. Но он возможен лишь в том случае, если мы его сделаем сами. Я верю в него так же, как христиане верят в Бога. Это предмет веры, которую регулярно поругают. Стоит мне прийти в суд общей юрисдикции, и моя вера, мои чувства верующего оскорбляются. Это происходит каждый раз, когда судья запрещает мне вести видеозапись.

К чему вы себя внутренне готовите в этой всей истории?

— Я не хочу, чтобы дело воспринимали как дело Михаила Беньяша. Это дело «Россия против адвокатов». Если бы я хотел решить это дело по-тихому, то можно было получить свой штраф и все. Нет.

Фото: Алина Десятниченко / Специально для «Новой»
Фото: Алина Десятниченко / Специально для «Новой»

Как вам дорога ваша профессия, журналистика, мне дорога адвокатура. И я вижу в ней очень много пороков. Они вызывают боль. Как в «Новой газете», я думаю, вызывает боль то, что журналисты «НТВ» называются журналистами.

Мне больно, когда некоторые адвокаты имеют наглость себя называть адвокатами. Мы хотим защитить свою корпорацию.

Мы хотим, чтобы нас прекратили бить, чтобы нам разрешили видеосъемку процессов. Мы хотим, чтобы прекратились пятиминутки в судах. Мы хотим остановить пытки.

Дело о черном пятне. Комикс

Что случится, если вы попробуете наказать полицейского на Кубани

Если ради этого придется на поселок пойти (быть осужденным на колонию-поселение — Ред.) — да с легкостью. Поверьте, после того, что я видел в своей жизни, для меня это пыль. Ради своей корпорации, ради того, чтобы она стала корпорацией, я пойду туда.

Краснодар - Москва

shareprint
Добавьте в Конструктор подписки, приготовленные Редакцией, или свои любимые источники: сайты, телеграм- и youtube-каналы. Залогиньтесь, чтобы не терять свои подписки на разных устройствах
arrow