По новым правилам, с 1 февраля услуга по вывозу мусора оплачивается по отдельному тарифу (в расчете из количества проживающих, а не площади квартиры) и исключается из жилищной платежки. Но в 36 городах, несмотря на требование законодательства, плата за вывоз ТКО сохранилась в графе оплаты жилищных услуг, говорится в докладе ОНФ. То есть за обращение с отходами гражданам выставили двойной счет — и по общей квитанции ЖКУ, и по новому тарифу.
Ситуация с тарифами ЖКХ в этом году складывается напряженно. Людей беспокоит повышение платы за капремонт и подорожание отопления, которое ускорится в связи с двойной индексацией тарифов в этом году. В отсутствие конкурентного рынка и прозрачных правил игры ресурсоснабжающие организации свободно перекладывают повышение НДС на плечи потребителей.
«Мусорная реформа» в этом контексте может стать катализатором социальных волнений, сравнимых с пенсионными протестами. Для городского жителя плата за вывоз мусора в общей стоимости платежей не так существенна, но
сельские жители теперь будут платить по 2–3 тысячи в год в зависимости от региона, говорит председатель Союза жилищных организаций Москвы Константин Крохин.
Тем более что региональный разброс тарифов на вывоз 1 куб. м мусора доходит до 27 раз, подсчитали в аудиторско-консалтинговой сети Finexpertiza.
Суть «мусорной реформы» состоит в следующем. С нового года в 80 российских регионах (за исключением трех городов федерального значения, в которых реформа начнется в 2022 году) появились операторы, ответственные за вывоз, переработку и раздельный сбор мусора. Предполагается, что каждая компания обосновывает тарифы для населения, исходя из своих издержек: расходов на транспорт, хранение мусора и уплату налогов.
На деле конкурсные процедуры оставляют желать лучшего. Некоторые регоператоры, по данным проверок ОНФ, выглядят как типичные «прокладки»: это компании с уставным капиталом в 10 тысяч рублей и с одним сотрудником в штате. В Ростовской области деньги с населения собирает новый оператор, связанный с федеральным центром, а всю работу по вывозу осуществляют старые жилкомхозы, знает Крохин.
И даже если тариф на вывоз мусора экономически обоснован, из-за отсутствия общественного контроля люди уверены, что цифры в квитанциях взяты с потолка.
Подготовка к реформе шла в кулуарном режиме и в значительной степени свелась к распределению госконтрактов. Как только страну охватили «мусорные бунты» и стало понятно, что нужно срочно принимать какие-то меры, государство начало заливать проблему деньгами. Но бюджетные средства предсказуемо осели в карманах крупных монополистов.
«Бюджетная система выделила неожиданно большое количество денег на то, чтобы операторы организовали цепочку переработки. Но при этом все время выясняется, что многие из тех, кто выиграл конкурсы еще несколько лет назад, до сих пор вывозят мусор «дедовским способом», — возмущается Крохин. Деньги в новые обрабатывающие мощности и обещанные «высокие технологии» вкладывают немногие.
Бедным регионам грозит незавидная судьба, как в случае Архангельской области, где с прошлого года идет строительство завода для отходов из Москвы.
Вывозить мусор на бескрайние просторы России и сжигать его там без лишних хлопот с утилизацией и переработкой, получая на это субсидии из бюджета, — пока что самая привлекательная бизнес-модель для российских операторов. По крайне мере, именно такое впечатление складывается у россиян: с начала года протесты против «мусорной реформы» прокатились по десяткам городов.
В конечном счете мусорный кризис — отражение общей деградации сферы ЖКХ, где практически не осталось независимых операторов и прозрачного ценообразования. Тарифы растут, а качество услуг не повышается — население такая ситуация заметно раздражает. «Мусорная реформа» продолжает дурно пахнуть, заключает Крохин: если не будет кардинальных изменений к лучшему, она может стать мощным толчком к социальным протестам.
